Оранжевый парус для невесты - Вера Копейко

Морской пехотинец для молодых горячих парней – это, как они сами говорят, супер. На самом деле супер, причем везде. Он видел чужих парней, которые вместе с нашими показывали, на что годятся, на Крите, в местечке Суда, на полуострове Акротири. На ту военную базу НАТО он ездил в середине девяностых. Может быть, там был и знакомый Андрея? В общем, его собственные сыновья не морпехи. И это хорошо.

Девочку жаль – ждала парня, которого знала с детства, а приехал чужой мужик.

– Гм-м, – вздохнул Михаил Михайлович.

– Ты что-то хочешь спросить? – подала голос Любовь Николаевна.

Она уже поставила последнюю тарелку – отмокала после утренней манной каши. «Генерал недобрал каши в солдатах», – шутила она. Но варила искусно – ни комочка не попалось ему за последние тридцать лет. А вот в первые три года была не каша, а сплошные ухабы.

Он улыбнулся:

– Да, хочу.

– Спрашивай. – Она кивнула, вытирая тонкие пальцы один за другим досуха, как делают врачи, вымыв руки после осмотра пациента.

– Ты не будешь скучать… – Он пристально следил за ее лицом, ему было интересно, как слова отзываются в ней. Ее нос он называл маленьким флюгером. Она злилась в молодости – нос и впрямь длинноват по стандартам тогдашнего времени, в моде были курносые носы. Но он всегда мог определить – нравится ли ей то, что он говорит. Сейчас нос показывал – на душе жены полный штиль. – Ты не будешь скучать…

– Ты уже это сказал, дальше, – потребовала она, как требовала от своих пациентов говорить точно и четко о собственных ощущениях. Они безропотно подчинялись Любови Николаевне.

– Если я улечу на три дня в Брюссель?

Он не стал бы спрашивать, если бы жена не купила билеты на концерт.

Она повесила полотенце на крючок, повернулась к нему, вытянулась по стойке «смирно» и сказала:

– Никак нет, товарищ генерал. Я найду, с кем пойти.

– Вольно, майор. – Он протянул руки и обнял ее. Она не противилась. – Тебе привезти что-нибудь… особенное?

– Особенное? Разве что кочанчики брюссельской капусты. Впрочем, нет, не надо. Ты перепутаешь и привезешь савойскую. У нее кочаны больше.

– Ты мне не доверяешь?

– Есть основания. – Она вздохнула. – Помнишь, я просила тебя абсент, а ты привез пастис?

Он фыркнул:

– Помню.

– Вместо модной полынной настойки наши мальчики что получили? Анисовую настойку. – Она поморщилась.

Он засмеялся:

– Но все равно вышло к лучшему. Они не пошли в ту компанию на Новый год.

Она согласилась:

– Да. Будем считать, что кто-то наверху, – она подняла голову, – избавил нас от горя.

Они замолчали. Машина, на которой их сыновья собирались поехать на встречу Нового года с бутылкой абсента, попала в аварию.

– Знаешь, – жена повернулась к генералу, – привези мне отдохнувшее лицо. Больше ничего.

– А где я куплю… такую маску?

– Свое лицо, генерал, а не маску. На маску в последнее время я уже насмотрелась. Как я понимаю, вас там не ждет умственная работа.

– У нас дружеская встреча с натовцами, а не бросок на Запад.

– Тогда я спокойна. Поезжай, Миша, расслабься, – снова повторила она.

– А ты что собираешься без меня делать? Кроме концерта, конечно.

– Я займусь Андреем. Что-то есть такое, что крутится в голове, но не могу понять что.

– А насчет кого хотя бы? – спросил муж.

– Насчет девушки, которую он ищет. Генерал… – сказала она.

Он быстро обернулся. Когда жена обращалась к нему вот так, это значит, она в волнении.

– Слушаю вас, майор медицинской службы.

– Это правда, что морпехов готовят так жестоко?

– Не всех, – ответил он. – Я знаю, о чем ты спрашиваешь. Ты сама врач и понимаешь, как вынуть из человека то, что в нем сидит. И обратить на пользу.

– А не во вред ли?

– Это как посмотреть, – вздохнул генерал. – Ты сегодня консультируешь? – Он уходил от темы.

– Да, – сказала она. – Ко мне записалось пятеро. С каждым по часу, так что рано не жди.

– Прислать машину?

– Сама доеду, – сказала она.

Он кивнул, поцеловал ее в нос и вышел.

Через голову уходит восемьдесят процентов тепла, где-то услышала Ольга. Она поежилась и надвинула капюшон ветровки.

Навстречу, а также слева и справа, обгоняя их с Мариной Ивановной, бежали люди. Нет, не шли мужчины и женщины, а просто бежали человеческие особи, одетые в брюки и куртки, быстро перебирая ногами. Вчера, сидя у окна на кухне, она разглядывала маленького паука, который полз по стеклу снаружи. Ей было видно, как двигаются его шесть тощих ножек.

Похоже.

Паучьими ножками управляет голова паука или что там у него, это точно, а люди только думают, что подчиняются собственной голове.

Она вздохнула.

– Ты чего? – спросила Марина Ивановна.

– Да так. – Ольга отмахнулась. Ей тоже надоело бежать по маршруту, который выбрала не она. Все чаще казалось, что она с каждым днем глубже уходит в лабиринт, а значит, все меньше надежды из него выйти.

Женщина под сорок с маленькой сумочкой шла навстречу, она вела за руку ребенка лет трех. До нынешней революции сидела бы в своем, к примеру, Угличе и вкручивала винтик в часы на заводе. Рядом с похожей на нее, которая вкручивала другой винтик. Конвейер крутился десятилетиями в одном режиме, держал людей при себе. Но сейчас бывшая работница наверняка снимает с подругами квартиру в Москве или стоит у прилавка на каком-нибудь рынке. Нет, скорее всего устроилась нянькой. Ребенок какой-то… другой породы, что ли?

Ольга безошибочно узнавала провинциалов, причем не только совсем уж свежих. Она узнавала тех, кто со стажем. Даже с очень большим стажем. Но по правде сказать, последних только после разговора. Нет, они ничего такого не произносят, но в их словах, а стало быть, в ощущении, нет незыблемой уверенности, что все вокруг принадлежит им. Коренных москвичей заботит, какие дома надо сносить, какие строить. Какие деревья рубить, а какие нет. Провинциалам все равно.

– Видишь, вон тот могучий дом с колоннами? В нем жила прабабушка моего сына, – сказала Марина Ивановна, словно уловив что-то. – Ей принадлежал весь этаж. Там селились артисты, музыканты, она тоже каким-то боком прислонялась к этому кругу. Она и умерла в том доме, только, как ты понимаешь, в комнате, но в коммунальной квартире. – Она усмехнулась. – Дед моего мужа был ее внебрачным сыном. Но настоящий муж усыновил его.