Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев - Мари Бреннан

О колдовстве вы в свое время еще услышите. Пока же довольно будет сказать, что воззрения, распространенные по всей Эриге, относят почти любые несчастья на счет злоумышленных действий колдунов. Однако их колдуны – вовсе не обязательно воплощения преднамеренного богопротивного зла, какими их могут представить себе мои читатели-антиопейцы. Колдовство может, насколько я понимаю, быть и случайностью, и результатом злых намерений или неразрешенного конфликта в чьей-то душе. К тому же ни Бабушка, ни ее соседи не пытались утверждать, будто проблема Натали состоит исключительно в колдовстве и не имеет ничего общего с нашим диковинным пристрастием к времяпровождению в рассадниках малярии. Но что привело нас в такие места и ослабило Натали настолько, что она заболела? Ясное дело, колдовство. И Бабушка, как выяснилось, собиралась пригласить из соседней деревни человека, который излечит духовные хвори Натали.

– Нонсенс, – заявил мистер Уикер, услышав об этом. – Это не принесет мисс Оскотт ни грана пользы, да еще может взволновать ее.

Мы были снаружи дома, где отдыхала Натали, и она не могла слышать наш разговор. За границами деревушки, казалось, сжавшейся, сгорбившейся в надежде, что яростное солнце прекратит хлестать ее столь немилосердно, тянулись во все стороны бесконечные травы, а на их фоне темнели редкие пятнышки деревьев. Среди этих просторов я чувствовала себя совсем крохотной и ничтожной: если любой из нас вдруг прекратит дышать, эта земля и не заметит.

– Бабушка считает, что у нее одна из худших форм малярии, – сообщила я. – Из тех, которые чаще всего убивают.

– Тогда нужно везти ее обратно в Атуйем, если только ее можно перевозить. Врач сэра Адама мог бы позаботиться о ней много лучше.

Для этого требовалось тщательно рассчитывать время путешествия. Большинство форм малярии проявляются в виде периодических приступов лихорадки (продолжительность интервала между ними и позволяет отличить одни формы от других). Между приступами пациент может чувствовать себя вполне удовлетворительно, однако это не то же самое, что выздоровление. Натали страдала от жутких болей в суставах, перенося их с достойным восхищения стоицизмом, и не хуже нас понимала, что в буше ей легче не станет. С началом очередного приступа мы останавливались и ждали, пока она снова не сможет держаться в седле. Так, мучительно медленно, шаг за шагом, мы и вернулись в Атуйем.

Я ожидала, что за время нашего отсутствия наши комнаты отдадут другим. (Счастливые обладатели хорошей памяти, возможно, помнят, что мы были приглашены самим оба в его королевский дворец – предположительно из-за его огромного интереса к нам, но этот человек так и не удостоил нас ни малейшего внимания с самого момента приезда. Имелись все основания полагать, что его интерес угас.) К моему удивлению, комнаты ждали нас, и, кроме этого, для осмотра и лечения к Натали вместе с доктором Гарретом явился, ни много ни мало, собственный придворный врач оба. Тем временем мне отвели другую комнату, дабы мне не пришлось делить постель с больной.

Сэр Адам, однако, не был настолько любезен, чтобы позволить мне выспаться в собственной постели, прежде чем присылать письмо с требованием немедля явиться в Пойнт-Мириам. Я пренебрегла его требованием ровно на то время, чтобы вымыться: в слое грязи, покрывавшем мою кожу, можно было выращивать клубнику. Затем, облачившись в одно из платьев не для буша – то есть в одно из немногих, оставшихся чистыми, – я устало села в седло и отправилась в Нсебу, на его зов.

Наш постоянный посол располагался в превосходном кабинете, обставленном тяжелой дубовой мебелью, совершенно не соответствующей йембийскому окружению. В усталую голову пришла циничная мысль: уж не привез ли он сюда всю эту мебель специально затем, чтобы иметь возможность упереть кулаки в стол и в истинно ширландской манере воздвигнуться передо мной над его полированной поверхностью.

– Я получил, – раздельно, будто откусывая и выплевывая каждое слово, начал он, – письмо от лорда Денбоу.

Моя голова была забита малярией и классификацией драконов, и потому я вспомнила это имя не так быстро, как следовало.

– То есть от отца Натали?

– Да. От отца мисс Оскотт. Он требует, чтоб я немедленно отправил его дочь домой. Миссис Кэмхерст, что за дьявольщину вы натворили?

– Ничего подобного тому, о чем вы думаете, – сказала я, отчаянно жалея, что не оставила его требование без внимания до будущего утра. В тот момент одна ночь сна была бы для меня дороже драконьей кости. – Если только вы не думаете, что я сделала то, чего пожелала сама мисс Оскотт – в этом случае вы правы.

Сэр Адам хлопнул ладонью по столу.

– Это не предмет для шуток, миссис Кэмхерст! Лорд Денбоу просто в ярости.

Мне вдруг подумалось, давно ли пришло его письмо. Правда, это было неважно: сэр Адам вряд ли согласился бы с аргументом, что еще несколько месяцев в ярости могли бы умерить пыл барона.

– Может, лорд Денбоу и в ярости, но ставлю двадцать против одного, что лорд Хилфорд – нет. Или вы забыли, что эрл – наш меценат и покровитель? Он знает, что его внучка здесь, и вовсе не возражает.

Возможно, признание сообщничества нашего покровителя было не самым мудрым ходом, и впоследствии я извинилась перед ним за это. В любом случае, никакой пользы оно не принесло. Сэр Адам разразился гневной тирадой о том, что законный опекун мисс Оскотт – лорд Денбоу, а не лорд Хилфорд, и, к тому же, желания этой барышни здесь совершенно ни при чем. Это я вынесла молча, но, когда он, развивая мысль, заговорил о болезни Натали, окончательно вышла из себя.

– Значит, в ее малярии вы вините меня? Как другие винят меня в гибели мужа? Как это знакомо! Мне не позволено выбирать самой за себя, Натали – тоже, однако я каким-то чудом оказываюсь виновата в выборе других. Подумать только, какая у меня немыслимая власть над миром! И все же, сэр Адам, кое-что на свете мне неподвластно – например, останется ли Натали в живых, чтоб вы смогли отослать ее домой. Предлагаю вам покопаться в собственном сердце и найти достаточно такта, чтобы оставить разговоры о ее отправке домой, пока мы не узнаем ответа на этот вопрос.

Во время этой отповеди я поднялась с кресла, и, судя по выражению лица сэра Адама, он меньше всего ожидал, что я начну кричать на него в ответ. (Думаю, он ждал, что я ударюсь в слезы – и это только лишний раз демонстрирует, как плохо он понимал сложившуюся ситуацию.) Что он думал о других моих словах, сказать не могу, но одно соображение, очевидно, достигло его сознания, так как он ответил:

– Что ж, да. Конечно, все зависит от того, поправится ли она.

– Именно, – сказала я, подражая отрывистой, раздельной манере, в коей он начал разговор. – И если вы хоть словом обмолвитесь обо всем этом при ней, мы продолжим этот разговор.

С этим я резко развернулась и покинула его кабинет.

К чести сэра Адама, он был достаточно сдержан на язык, чтобы никто не узнал о письме лорда Денбоу до нашего возвращения. (Ему вовсе не хотелось, чтобы о наших внутренних неурядицах стало известно среди йембе.) Вдобавок он был достаточно пристыжен, чтобы оставить этот вопрос в покое на время, потребовавшееся Натали, чтоб одолеть малярию и восстановить хоть малую толику сил.