Магия вето - Александр Изотов

Кроме Синей луны, больше ничего сверхъестественного над нами не было. За ночь Пробоина ушла куда-то за горизонт, и, насколько я понял, эта чёртова аномалия так же имела свою орбиту вокруг планеты.

Я сидел в углу кузова, пялясь в небо, а Елена, уронив голову мне на плечо, просто спала. Мне оставалось только придерживать её, чтобы не страдала от тряски.

Иногда кочки заставляли меня самого морщиться от боли — нога, в которой вчера исцелили перелом, нещадно болела. Видимо, сильно потревожилась за время ночных кульбитов.

Комендант сам вызвался отвезти нас в академию, и в этот раз грузовичок ехал осторожнее. Было слышно, как в кабине капитан проходится по водителю «пятилунным» матом, когда нас трясло слишком сильно на кочках.

Пятилунный мат… Это выражение я услышал ночью у костра, когда солдаты напились, провожая в последний путь павших соратников и ругая на чём свет стоит сраных Лунных, которые прикрываются спинами простых вояк. Из тех, кто пошёл прослушать вертуна, вернулись только Хомяк и Сивый, да и то последнему перекусили ногу.

Впрочем, комендант обещал белобрысому хорошего целителя и была надежда, что Сивый сохранит конечность.

То, что мат пятилунный, а на небе всего четыре луны, тоже было ясно. Пятая луна, Чёрная, здесь считалась мифом, сказкой-страшилкой для маленьких детей. Ну, потому что её, по крайней мере, никто никогда не видел.

Елена очнулась ещё ночью, но, видимо, потратила много сил на «прослушивание» вертуна, поэтому вырубилась очень скоро, но уже самым обычным сном. Нападение «снежка» тоже на неё повлияло, судя по отходняку.

Это ещё раз подтверждало мои догадки, что академия магов тут является не чисто военным учреждением, раз кадеты оказались такими мягкотелыми. Это училище — скорее какая-то буферная точка, откуда уже распределяли, кто куда дальше отправится: на гражданку или в армию.

Разглядывая в щели бортов приближающийся город, я пытался распланировать сегодняшний день. И сам я, как назло, спал немного — ночью удалось прикорнуть всего на пару часов.

А это плохо. Мне нужны думающие мозги.

Надо попробовать пропихнуться в лазарет, пожаловаться на недомогание. Да и вообще, мы же побывали в ночной боевой вылазке, может дохляк-студент получить заслуженный отдых?

Тем более, эта целительница Соболева очень даже в моём вкусе.

Елена заворочалась, и я покосился на неё. Будто чует, зараза, мои мысли. Ну, тут женщине и оракулом не надо быть.

Я чуть сильнее прижал её, чувствуя мягкое тепло. Вот сейчас мир вокруг показался куда более реальным, чем до этого. Да, многого для этого не надо. Интересно, что всё-таки у Василия с ней?

— Куда прёшь, дубина ты чухлая, — послышалось приглушённое из кабины, когда колёса застучали по брусчатке.

Комендант даже вчера не был в таком состоянии, как сегодня утром. Ночью у костра активно обсуждали минувший бой, и выходило, что потеря стольких солдат и одного кадета на таком захудалом Белом Карлике — не есть хорошо.

Даже от этой тряски Елена не проснулась…

* * *

Мой план удался. Отчасти.

Арина Бадиевна согласилась, чтобы я провёл некоторое время в лазарете, но там же находились Громов, Плетнёв и Антон-пеликан. Я так и не запомнил его фамилию.

Против компании Громова я ничего не имел против, из всех трёх отморозков он мне казался единственным адекватным человеком. Но вот остальные двое…

Нет уж, лучше экстренно разработать другой план. Поэтому я сразу же признался в кабинете Соболевой, что чувствую себя прекрасно.

Она закончила править мне больную ногу и сказала:

— Ну, раз так, Ветров, то можешь отправляться к себе. Я скажу наставникам, что сегодня ты не будешь посещать занятия.

Я недоверчиво подвигал ногой. Да-да, жжёный псарь, уже второй день в этом мире, но до сих пор такое удивляло меня.

— Один взгляд на вас, Арина Бадиевна, и я уже исцелился, — я широко улыбнулся, — Ну надо же, как сильны целители-вечерники.

Я старательно вкраплял в свою речь все полученные знания и услышанные слова, хоть и не знал их значений. Потому что я — Василий Ветров, и долго играть роль тугодума будет чревато.

— Ветров, — Соболева нахмурилась, не оценив такого неуклюжего комплимента, — Одна боевая вылазка, а уже хвост распушил?

— Не-не, я ж сказал, один взгляд на вас, — улыбаясь, я двинулся к выходу из кабинета целителя.

Её недоумевающий взгляд прожигал мне спину, но я с собой ничего поделать не мог. И пусть я даже Вася-пустой, с не особо брутальным видом.

В нашем корпусе псиоников, попадая в госпиталь, я никогда не забывал флиртовать с медсёстрами. Бывало, рыбка и не клевала, но иногда я всё же получал в комплекте к обычному лечению некоторые, особые приятные процедуры. Чего не сделаешь, чтобы раны заживали быстрее.

Пройдя по коридору, я заглянул в больничное отделение. Отсюда я видел Елену, она сидела на кровати, её оглядывал какой-то санитар. Кажется, тот самый Егор, который вчера мне помогал добраться до лазарета.

Плетнёва тоже было отсюда видно. Какая-то рожа у него уверенная, даже слишком. Толчковый пёс…

Меня он теперь бесил конкретно, и я быстро вышел на улицу. К моим эмоциям примешивались чувства Василия, и, если они попадали в резонанс, управлять телом становилось труднее.

Несмотря на симпатию к душе-владельцу, я отдавать бразды правления организмом не собирался.

Утро было в разгаре. Студенты спешили, судя по всему, на занятия, перевесив через плечо сумки, забитые книгами.

— Василий, — меня окликнул радостный голос.

Я обернулся. Комендант собственной персоной.

Полчаса назад он, сгрузив нас здесь и отдав в руки начальнику караула, уехал куда-то в город. А теперь снова появился, с бумажным свёртком под мышкой.

— Пошли, пустолуня, — комендант улыбался, хотя глаза у него были невесёлыми, — Магистр будет рад услышать о твоих подвигах.

* * *

Магистр Гранный был не рад.

Он, совершенно не стесняясь меня, крыл коменданта грязными ругательствами, а тот только и стоял, вперив глаза в пол.

— Капитан! Да, твою мать, нельзя было туда две роты выставить?! Три, безлунь ты драный?!

— Иван, — он держал руку на сердце, показывая, что и ему тяжко, — Ты же знаешь. У меня руки связаны… Людей нет, хорошо хоть, магострелы были.

— А у меня есть люди, да?! — Гранный тяжело бухнулся в своё кресло, — И я, идиот ведь, зачем Плетнёва-то пустил туда?

Он подпёр пальцами лоб, разминая брови, и время от времени качал головой и шептал:

— Грёбанные оракулы…

Я сидел в том же кресле, что и за день до этого, и неловко молчал. Даже охранников не было в кабинете, до того приватной была эта ссора.