Женская гордость - Мишель Рид

– Вот именно! – воскликнул он. – Тут ты абсолютно права! Это не игрушки. И ты должна помнить об этом. Так что я говорил?..

Он нарочно сделал глубокий вздох, сдерживая себя, чтобы не сказать чего-либо более резкого, а она быстро заморгала и стала послушно слушать.

– Так вот, я смирился с тем, что не подхожу тебе как муж. – Он с видимым презрением повторил ее слова, произнесенные несколько месяцев назад. – Но и ты должна смириться с тем, что я не позволю, чтобы меня грубо отстранили от участия в жизни собственного ребенка. Поэтому, я считаю, нам нужно начать закладывать фундамент новых отношений, приемлемых для нас обоих. Начать хотя бы со встречи с родителями…

Клея сделала вид, что всецело занялась посудой на подносе. Ей было обидно, что только сейчас, в связи с ребенком, захотел Макс познакомиться с ее матерью. Раньше он никогда не «опускался» до таких желаний.

– Ну что ж, это будет справедливо, – согласилась она, пожав плечами. Затем не удержалась, чтобы не уколоть его: – Не знаю только, захотят ли еще мои родители знакомиться с тобой. – И была очень довольна, увидев, что он был-таки уязвлен. – Но я поговорю с ними, они пригласят тебя как-нибудь на обед.

– Нет. – Макс решительно покачал головой, так что Клея не знала, что и думать. Затем, к ее удивлению, он как-то невесело улыбнулся и сказал: – Я лучше приглашу их к себе, если ты не возражаешь. Я сам дам обед, в своем доме.

– А, – теперь была уязвлена Клея, с той лишь разницей, что Макс обидел ее ненарочно. Он еще ни разу не удостаивал ее приглашением к себе домой. За все время их близости Макс ни разу не пригласил ее к себе, ни разу не разрешил ей пересечь невидимую границу, вход за которую любовницам был запрещен. И вот сейчас он спокойно поднимает барьеры – ради ребенка, ради светских приличий, ради собственного успокоения! – Ну, тогда, я уверена, ты произведешь неизгладимое впечатление, – сказала сквозь зубы Клея, переменив наконец положение, в котором она застыла с начала этого разговора.

Как было бы хорошо, если бы я курила! – с отчаянием подумала она. Можно было бы хоть как-то успокоить нервы. Какой был хороший день! Но Максу обязательно нужно было все испортить, и, главное, ему хоть бы что!

– Слушай… – Макс заговорил другим тоном, более суровым: – Ты очень ясно определила для меня рамки моих действий во всей этой… всей этой…

– Дурацкой истории! Вот что ты хочешь сказать! – крикнула Клея и, вконец выведенная из себя, чуть не набросилась на него с неожиданной как для него, так и для себя самой, яростью. – Когда ты перестанешь относиться ко мне как к какой-то таблице из твоих глупых компьютеров?

Макс осекся, но продолжал смотреть на нее свысока.

– Извини, – пробормотал он виновато. – Я не… имел в виду…

– Ну, конечно, ты никогда ничего не имеешь в виду, правда, Макс? – презрительно спросила Клея и с такой силой поставила кружки на поднос, что чуть не разбила их. – Ты не имел в виду осложнять себе жизнь нежеланным ребенком! Ты никогда не имел в виду внушать мне, что я никому не нужная грязная дешевка! Ты никогда не имел ввиду попасть в такое тягостное для тебя положение! Ты ни в чем не виноват! – разгоряченная Клея выкладывала все, что у нее было на душе. – И теперь мы обсуждаем решения, к которым пришел твой необычно логичный ум, – по поводу выхода из этой в высшей степени нелогичной ситуации! И ты что, думаешь, я буду подчиняться этим твоим решениям?

– Поставь молочник, – сказал он тихо и устало, – сейчас уронишь.

Клея оторопело посмотрела на маленький фарфоровый молочник в своей сильно дрожащей руке. Только сейчас она с изумлением почувствовала, что ее всю трясет. И тогда, вне себя от ярости, она замахнулась и запустила молочником в Макса.

Уже когда Клея бросала молочник и смотрела, как он летит вверх дном к голове Макса, ее охватило отчаяние от собственной невыдержанности, она была совершенно ошеломлена тем, что может вести себя до такой степени по-детски.

Клея промахнулась – Макс успел ловко пригнуться, и молочник вдребезги разбился о стену.

Тысячи мелких черепков со звоном рассыпались по плиточному полу.

Целую вечность они безмолвно смотрели друг на друга. Дело было, конечно, не в молочнике, который был быстро забыт. Чувствовалось, что гроза еще только начинается. Макс был поражен не меньше Клеи. Он смотрел на нее как на незнакомку, причем довольно опасную незнакомку.

– Да что, черт возьми, с тобой происходит? – неожиданно взорвался он. – Какого черта тебе от меня надо?

– Ничего мне от тебя не надо! – почти кричала она. – Мне от тебя абсолютно ничего не надо.

Тут она решила презрительно рассмеяться, но вместо этого к глазам у нее подступили горячие колючие слезы, а губы скривились, готовые к плачу.

– Ты хочешь увидеть моих родителей? Хорошо, это я тебе устрою! – рыдала она уже в голос, размахивая руками и дрожа всем телом, путаясь в словах. – Тебе хочется поиграть в заботливого отца? Пожалуйста! Но не смей больше приходить сюда, в мой дом, и командовать мною! Ты со мной обращаешься как с одной из своих глупых подчиненных, которые строят тебе глазки. Что ты обо мне знаешь? Ну что? – продолжала она, захлебываясь слезами.

Закипевший кофе неистово булькал в кофеварке, Макс же стоял, пригвожденный к полу истерическими выкриками Клеи.

– Ты разве знаешь, о чем я думаю, что чувствую, что мне нравится, что нет? Я хороша для тебя только в постели, – с презрением бросила она. – Ты, наверно, даже гордишься собой, тем, какой ты хороший учитель в этой области… Ты знаешь еще, что я могу без ошибок напечатать письмо, отвечать на телефонные звонки, варить тебе… варить тебе этот проклятый кофе…

Невольно рука ее потянулась к кофеварке, чтобы распорядиться ею – вместе с кипящим кофе! – как с молочником. По чистой случайности Клея отвлеклась.

– Ну как вам это понравится? – кричала она, забыв о кофеварке. – Посмотрите-ка на него! – Клея презрительно махнула в сторону Макса. – Перед вами сам всемогущий господь Бог – мистер Макс Лэтхем! Мечта женщин и компьютеров! Он так очарован собственной персоной и такого высокого мнения о себе, что не видит дальше собственного носа!

Макс попытался ее остановить, но Клея и слова не дала ему вымолвить, а продолжала кричать, подбоченясь, как уличная торговка:

– Я вовсе не строю из себя жертву! Я вовсе не пытаюсь отомстить тебе отказом на твое предложение! Я просто очень хорошо знаю, что ничего не значу для тебя, – и к тому же еще смешала все планы твоей размеренной, идеальной жизни! Поэтому прошу тебя, не приходи сюда больше и не говори мне здесь приличные и любезные общие места, хвастаясь тем, какой ты благородный, какой ответственный! Для меня это оскорбительно! Я не нужна тебе, Макс! И ребенок тебе не нужен! Я не собираюсь сидеть у тебя на шее этаким вечно благодарным тебе грузом! Ты все это затеял только для того, чтобы очистить свою совесть, – ты ведь понял, что я не нарочно посягнула на твою драгоценную свободу…