Презент от Железной леди - Анна Шевченко

— Куда едем?

— В УВД! — Только теперь я заметила, что Тарховский едва не искрится от счастья. Это его состояние было мне знакомо. Раньше он так радовался, сделав какую-нибудь хитрую шпаргалку и надеясь с ее помощью сдать трудный экзамен.

— Зачем?

— Ты пойдешь к следователю, а я — еще к одному человеку. Потолкую с ним кое о чем.

Я вопросительно посмотрела на довольного Игоря.

— О погоде, о природе, о девочках, — уточнил он. — Короче, о жизни! А ты попытайся устроить следователю вольный пересказ гипотезы нашей милой шведской гостьи. Только, Христа ради, не проболтайся о своем контакте со шведами!

— Боюсь, не получится!

— Почему? — Он хотел было тронуться с места, но не стал.

— Улоф тоже собирается в УВД. Будет от имени Красного Креста наводить справки о Татьяне.

Игорь резко повернулся ко мне.

— Дуй наверх! Пусть он пока повременит с запросом. Думаю, Татьяна уже к вечеру будет на свободе.

— Не командуй! — отрезала я. — Не на параде!

— Я не командую, я прошу, — уже мягче сказал Игорь. — Сходи к Улофу, Наташа. Меня-то он не знает!

— Боже, как я устала. Как устала… — Тяжелый вздох и глазки в пол… — Можно, я останусь здесь?

— Бунт на корабле? — удивился он. — Ведь я же попросил!

— Я никуда не пойду! — уперлась я. — Он дал мне номер своего сотового телефона. Можно не идти, а позвонить!

— Ну так звони быстрее. — Игорь протянул мне трубку и наконец отъехал от гостиницы. — Не то он нам все дело испортит!

Немного поплутав по городским улицам, мы подъехали к зданию УВД. Вокруг буйно цвела мимоза, но дразнящие весенние запахи меня уже не возбуждали. Мне хотелось побыстрее разделаться со всеми проблемами и попасть домой. Там было холоднее, но как-то спокойнее.

Несколько метров от дороги до лестницы, ведущей к входу в здание, мы шли, молча взявшись за, руки.

— Ну, с богом! — Игорь открыл тяжелую дубовую дверь и пропустил меня вперед. Взяв у дежурного пропуск, я поднялась на второй этаж к следователю. Представив себе насквозь прокуренную комнату, я поморщилась, но решительно открыла дверь. Александр Алексеевич сидел за столом и не мигая смотрел на разложенные перед ним папки. Встретил он меня как-то нерадостно:

— Чего вы от меня хотите?

— Хочу помочь своей подруге, — мило улыбнулась я. — Можно я сяду?

— Садятся в тюрьму, а тут — присаживаются! — огрызнулся он.

— Вы не выспались? — участливо спросила я. — У вас очень усталый вид!

— Зуб болит, — признался он и тут же снова огрызнулся: — А вам-то что?

— Хотите, полечу? Больно не будет. У нас и переносная установка есть!

— Нет уж. В санчасть пойду вечером. Пусть выдерут!

— Дело, конечно, ваше, — усмехнулась я. — Давайте все же побеседуем.

— Давайте, — устало сказал он и вынул бумагу.

Я махом выложила ему все, что рассказала мне Грета.

— Ну и дела! — с издевкой сказал он. — Скажи спасибо, что сама на свободе. Не надо мне указывать, могла она или не могла… — а потом помолчал и, вздохнув, сказал: — Сам знаю, не дурак!

— Может, вы ее отпустите?

— Нет. Санкция нужна. К тому же убийца не пойман.

— Так ведь его могут вообще не поймать! Что, же Татьяне всю жизнь теперь сидеть за чужие грехи?

— Что вы ко мне пристали! Сказал ведь, санкция нужна! Скажут мне, отпущу. Я ведь человек подневольный! — Александр Алексеевич с надеждой посмотрел на меня: — У вас все илиеще что скажете?

— Все пока. — Я встала и хотела уйти, но уже от двери вернулась и снова села на стул. — Давайте-ка я все письменно изложу. А то скажете, что я ничего такого не говорила!

— Пишите. — Он с глубоким вздохом протянул мне ручку.

Литература в школе была моим любимым предметом, а сочинения давались мне особенно легко. Поэтому показания я написала быстро, с огромным удовольствием указав на ошибки следствия.

— Ну и настрочила! — Следователь взял у меня листок и пробежал его глазами. — А теперь идите отсюда. У меня и без вас дел полно.

— До свидания. — Покидая это гостеприимное место, я была сама любезность, чего нельзя было сказать о следователе.

Я вышла из здания, испытывая чувство глубокого облегчения. Стены казенного дома действовали на меня угнетающе.

Игоря не было. Усевшись на лавочку под цветущей мимозой, я прикрыла глаза, подставив лицо ласковому солнцу. Но порыв сильного ветра, растрепавший мои волосы и кинувший на меня горсть дорожной пыли, лишил меня всякой надежды на беззаботное получение загара.

— Загораешь?. — Уже не ветер, а чьи-то довольно ласковые руки в очередной раз испортили мне прическу. Игорь подошел, как всегда, неслышно.

— Пытаюсь.

— Поехали к СИЗО. Сейчас Татьяну выпустят.

— Совсем? — обрадовалась я.

— Пока — под подписку о невыезде. Но это все равно лучше тюрьмы!

— Так что же я сижу?

— Вот уж не знаю!

Я вскочила и побежала к машине…

Уже минут сорок мы торчали около СИЗО, с надеждой глядя на тяжелую дубовую дверь.

Разговор как-то не клеился. Дела, ради которых мы оба на время забыли о размолвке и Гошином номере, кажется, благополучно завершались. Личное ворошить не хотелось, но этому мы оба нахохлились и сидели молча Внезапно я почувствовала, что кто-то ощутимо толкнул мою ногу. Искоса глянув на Тарховского, я обнаружила, что он сидит неподвижно, глядя куда-то за линию горизонта. Пихнуть он меня не мог по одной простой при чине — сидел Игорь в полуметре от меня. «Чудеса в нашем дурдоме, да и только, — подумала я. — Уже глюки начались от нервных перегрузок. Лечиться надо, Наталья Анатольевна». По это были не глюки. Из-под лавки, сладко потягиваясь, вылез облезлый, но еще не потерявший достоинства эрдельтерьер. Псина мирно спала под лавкой, а теперь решила пойти по своим делам. Глаза эрделя со сна слегка косили, и мне он вдруг напомнил Башкирцева. Я не выдержала и легонько тронула Гошу за плечо.

— Странная он личность, твой шеф. Манеры лорда, а присмотришься, так и прет уголовщина!

Игорь, словно его разбудили, долго смотрел на меня, соображая, о чем это я, собственно, говорю. Явно, он не мог сразу понять течение моих мыслей.

— Странная, говоришь? Пожалуй, ты не права. В определенных кругах о нем совсем иного мнения. Там он фигура не первой, конечно, величины, но и не мелкая сошка. — Эрдель идти по делам передумал и теперь терся блохастой головой о Гошины джинсы. Тарховский гладил собаку и, как мне казалось, обращался скорее к ной, чем ко мне: — К нему авторитеты прислушиваются… Да и вообще Башкир мужик интересный. На трех языках свободно говорит.