Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер

И время настало. Дернув за шнур запала, я вспомнил Сучаву. Там была заклиненная башня и, как следствие, заблокированное 75-мм орудие; здесь была вмятина под стволом. Там я тоже должен был стать подрывником своего в остальном совершенно исправного танка. Эта работа разбивает сердце наводчика, даже если он исполняет ее не чаще одного раза за всю карьеру танкиста.

Хотя на дороге и рядом с ней не было видно следов, четыре Т-34 вполне могли, гораздо раньше, остановиться здесь, а потом решить двинуться на один холм дальше — после пополнения всех запасов. Провести ребят мимо всех обломков было, как вести их через минное поле. К слову сказать, о минах: мы так и не встретили их, пока ехали на танке по дороге, и нам не нужно было думать о них, когда мы пошли пешком.

Гаубицы открыли огонь, пропалывая поле, с которого мы не успели уйти. Любое движение по неубранному хлебному полю хорошо заметно, даже если двигаться вплотную к земле. Мы ползли низко-низко, уж поверьте.

Пока мы ползли, я нашел пистолет лейтенанта Якоба, который, в отличие от его бинокля, принадлежал лично ему, а теперь выпал там, где он прополз. Якоб никогда не мучил солдат, и мне было приятно, что я могу вернуть ему его 7,65-мм предмет гордости.

Несмотря на то что гаубицы отправили в то поле много снарядов, мы все выбрались с него. Вы спросите, как мы могли выполнить вторую часть приказа командира роты — вернуться в свою часть? Да как мы вернулись к своей полевой почте 24251Е?

Долгие километры мы держались в стороне от шоссе, постепенно приближаясь к нему, как говорила карта лейтенанта Якоба, и искали в его бинокль перекресток, на котором стояла бы военная полиция и торчали указатели. Наконец, мы пришли к перекрестку, на котором нашли указатель в форме склоненного влево ромба примерно 20 см ширины и 10 см высоты — тактический символ, обозначающий танк. Вскоре мы нашли указатели, гласящие 8/25.

Soldatenklau не задержали нас по дороге, и вскоре мы снова оказались с унтер-офицером Штенгером и т. п. Штенгер, важная шишка, был просто счастлив приветствовать нас, особенно тех, кто уже служил под его началом, заработав репутацию честных фуражиров — конечно, в дополнение к репутации честно воевавших на фронте.

Воистину, после того как мы пережили все эти схватки, записанные в моей солдатской книжке, нам был нужен хороший эконом, чтобы восстановиться.

Поскольку термин Soldatenklau, знакомый многим немецким ветеранам Второй мировой, будет появляться и дальше в этой работе, читателю стоит знать его смысл. Soldaten, первая часть термина, означает «солдаты». Немецкое сленговое выражение, ставшее второй частью термина, klau, означает «клеить», «красть» или «хватать тайком». Следовательно, Soldatenklau переводится либо «клеющие солдат», либо «хватающие солдат».

Английское выражение press gang является довольно близким эквивалентом Soldatenklau. Словарь «Рэндом Хаус» определяет press gang как «организация под командованием государственного чиновника, занимавшаяся насильственной вербовкой, особенно во флот или в армию». Конечно, press gang охотился за гражданскими, в то время как Soldatenklau были нацелены на солдат.

В Литве каждому танкисту 24251Е, лишившемуся танка и выжившему при этом, но не имевшему возможности вернуться в родные казармы, потому что остатки части продолжали боевые действия, неизбежно приходилось войти в отряд фуражиров унтер-офицера Штенгера, обычно не более отделения.

Как многие другие в 25-м полку, Штенгер был баварцем, и, как многие унтер-офицеры в том же полку, он был двенадцатирогим оленем — военнослужащим, подписавшим контракт на 12 лет службы в Heer.

Унтер-офицер Штенгер носил черные танкистские шмотки, но никто не видел его в танке. Человек совсем не худой, он в глубине души был поваром-гурманом, каких поискать.

Он строил своих фуражиров, человек 12–15, и говорил каждым двоим-троим, что они должны были принести из фуражирской поездки. Например, он мог сказать — не приказать: «Вы, трое, идите и принесите мне морковь».

Реквизиторство продовольствия под началом унтер-офицера Штенгера не означало, что мы теряли связь с полком. Мы получали свои скудные пайки и товары из войсковой лавки, а также форму или ее элементы — все как положено. Заготовки означали дополнение к диете; реквизиции приносили дополнительную еду.

Штенгер был известен своей любовью к эстетике. Однажды он отправил несколько солдат построить уборную рядом с крестьянским хлевом, стоящим на вершине холма. Зная, что Штенгер будет против нашего плана строительства, мы вырыли двухметровую траншею и намеренно установили перекладину так, что каждый, пользующийся уборной, утыкался взглядом в стену хлева.

Проверяя работу, Штенгер моментально заметил неправильный разворот всего сооружения. Он прочел нам долгую лекцию о том, какой прекрасный вид открывается с холма, после чего мы передвинули насест на другую сторону ямы — и все стало хорошо, очень хорошо.

Поход Куниша за маслом

Парень по имени Куниш и я, оба в то время подчиненные унтер-офицера Штенгера, были посланы найти maslov (русское слово, означающее сливочное и растительное масло, лярд и т. п.) на соседних фермах в Южной Литве.

Давайте я расскажу вам о Кунише, а уж потом перейду к прискорбному эпизоду на литовской ферме, на которую мы прибыли.

Кроме прочих украшений, Куниш носил медаль за зимнюю кампанию 1941/42 года в России, которую звали «мороженое мясо». Лента у медали была красная — цвета krasny Красной Армии, — в чье лицо Куниш и такие, как он, плевали с той жестокой зимы 2-летней давности. Лысеющий и грустный Куниш, казалось, не знал слова «страх».

Куниша помотало по Восточному фронту, и он выжил в танковых боях. Он был самым долгослужившим обер-ефрейтором из всех, кого я видел.

Воистину Куниш слишком долго был фронтовиком и научился управляться с П-38 куда лучше, чем с рычагами водителя Pz-IV, за которыми он был чертовски хорош. Он до некоторой степени стал жестоким. Он мог быть и безжалостным.

Я никогда не видел, чтобы Куниш улыбался, даже в тот день, когда он стал владельцем столового серебра на шесть персон. Я расскажу о нем и его серебре, но сначала давайте вернемся на ту ферму в Литве.

В местности, где так много деревянных сооружений, таких, как дамбы и все виды домов, мы наткнулись, пройдя через проход в деревянном заборе, окружающем деревянный дом, на деревянную скамейку, на которой сидела девочка. Наверное, восьми лет.

Голубоглазое дитя, со светлыми волосами, заплетенными в две косички, держало на коленях раскрытый немецкий разговорник. Девочку явно оставили крестьяне, в знак своей доброй воли. Никого больше не было видно.

Желая сразу перейти к заготовке продовольствия, Куниш спросил, где хозяин. Папа появился на дворе, всячески показывая свое дружеское расположение. Куниш, однако, спросив его о том, есть ли у него бекон — наверное, самая популярная в этих краях разновидность свинины, — стал особенно настойчив.