Эдгар Аллан По. Стихотворения - Эдгар Аллан По

Показала она в облаках

Путь к забвенной тиши в небесах,

И чело перед Львом не склоняя,

С нежной лаской в горящих глазах,

Над берлогою Льва возникая,

Засветилась для нас в небесах».

Но Психея, свой перст поднимая,

«Я не верю», промолвила, «в сны

Этой бледной богини Весны.

О, не медли, — в ней бледность больная!

О, бежим! Поспешим! Мы должны!»

И в испуге, в истоме бессилья,

Не хотела, чтоб дальше мы шли,

И ее ослабевшие крылья

Опускались до самой земли, —

И влачились — влачились в пыли.

Я ответил: «То страх лишь напрасный,

Устремимся на трепетный свет,

В нем кристальность, обмана в нем нет,

Сибиллически — ярко — прекрасный,

В нем Надежды манящий привет,

Он сквозь ночь нам роняет свой след.

О, уверуем в это сиянье,

Так зовет оно вкрадчиво к снам,

Так правдивы его обещанья

Быть звездой путеводною нам,

Быть призывом, сквозь ночь, к Небесам!»

Так ласкал, утешал я Психею

Толкованием звездных судеб,

Зоркий страх в ней утих и ослеп.

И прошли до конца мы аллею,

И внезапно увидели склеп,

С круговым начертанием склеп.

«Что гласит эта надпись?» — сказал я,

И, как ветра осеннего шум,

Этот вздох, этот стон услыхал я:

«Ты не знал? Улялюм — Улялюм —

Здесь могила твоей Улялюм».

И сраженный словами ответа,

Задрожав, как на ветке листы,

Как сухие под ветром листы,

Я вскричал: «Значит, умерло лето,

Это осень и сон черноты,

Небеса потемневшего цвета.

Ровно — год, как на кладбище лета

Я здесь ночью Октябрьской блуждал,

Я здесь с ношею мертвой блуждал.

Эта ночь была ночь без просвета,

Самый год в эту ночь умирал, —

Что за демон сюда нас зазвал?

О, я знаю теперь, это — Обер,

О, я знаю теперь, это — Вир,

Это — дымное озеро Обер

И излюбленный ведьмами Вир».

Тебя я видел раз, один лишь раз.

Ушли года с тех пор, не знаю, сколько, —

Мне чудится, прошло немного лет.

То было знойной полночью Июля;

Зажглась в лазури полная луна,

С твоей душою странно сочетаясь,

Она хотела быть на высоте

И быстро шла своим путем небесным;

И вместе с негой сладостной дремоты

Упал на землю ласковый покров

Ее лучей сребристо-шелковистых, —

Прильнул к устам полураскрытых роз.

И замер сад. И ветер шаловливый,

Боясь движеньем чары возмутить,

На цыпочках чуть слышно пробирался.

Покров лучей сребристо-шелковистых

Прильнул к устам полураскрытых роз,

И умерли в изнеможеньи розы,

Их души отлетели к небесам,

Благоуханьем легким и воздушным;

В себя впивая лунный поцелуй,

С улыбкой счастья розы умирали, —

И очарован был цветущий сад —

Тобой, твоим присутствием чудесным.

Вся в белом, на скамью полусклонясь,

Сидела ты, задумчиво-печальна,

И на твое открытое лицо

Ложился лунный свет, больной и бледный.

Меня Судьба в ту ночь остановила,

(Судьба, чье имя также значит Скорбь),

Она внушила мне взглянуть, помедлить,

Вдохнуть в себя волненье спящих роз.

И не было ни звука, мир забылся,

Людской враждебный мир, — лишь я и ты, —

(Двух этих слов так сладко сочетанье!).

Не спали — я и ты. Я ждал — я медлил —

И в миг один исчезло все кругом.

(Не позабудь, что сад был зачарован!).

И вот угас жемчужный свет луны,

И не было извилистых тропинок,

Ни дерна, ни деревьев, ни цветов,

И умер самый запах роз душистых

В объятиях любовных ветерка.

Все — все угасло — только ты осталась —

Не ты — но только блеск лучистых глаз,

Огонь души в твоих глазах блестящих.

Я видел только их — и в них свой мир —

Я видел только их — часы бежали —

Я видел блеск очей, смотревших ввысь.

О, сколько в них легенд запечатлелось,

В небесных сферах, полных дивных чар!

Какая скорбь! какое благородство!

Какой простор возвышенных надежд,

Какое море гордости отважной —

И глубина способности любить!

Но час настал — и бледная Диана,

Уйдя на запад, скрылась в облаках,

В себе таивших гром и сумрак бури;

И, призраком, ты скрылась в полутьме,

Среди дерев, казавшихся гробами,

Скользнула и растаяла. Ушла.

Но блеск твоих очей со мной остался.

Он не хотел уйти — и не уйдет.

И пусть меня покинули надежды, —

Твои глаза светили мне во мгле,

Когда в ту ночь домой я возвращался,

Твои глаза блистают мне с тех пор

Сквозь мрак тяжелых лет и зажигают

В моей душе светильник чистых дум,

Неугасимый светоч благородства,

И, наполняя дух мой Красотой,

Они горят на Небе недоступном;

Коленопреклоненный, я молюсь,

В безмолвии ночей моих печальных,

Им — только им — и в самом блеске дня

Я вижу их, они не угасают:

Две нежные лучистые денницы —

Две чистые вечерние звезды.

(К мистрис Клемм, матери жены Эдгара По, Виргинии)

Когда в Раю, где дышит благодать,

Нездешнею любовию томимы,

Друг другу нежно шепчут серафимы,

У них нет слов нежней, чем слово Мать.

И потому-то пылко возлюбила

Моя душа тебя так звать всегда,

Ты больше мне, чем мать, с тех пор, когда

Виргиния навеки опочила.

Моя родная мать мне жизнь дала,

Но рано, слишком рано умерла.

И я тебя как мать люблю, — но Боже!

Насколько ты мне более родна,

Настолько, как была моя жена