Игры для патриотов - Иван Черных

Алексей не заметил, как подъехали к границе. Он набросил халат и достал дипломатический паспорт, которым снабдил его Дубосеков. Открыл дверь. В купе вошли двое бравых офицеров в мышиного цвета шинелях — точь-в-точь фашистские вояки, как показывают в кино. Внимательно осмотрели все вокруг, потом старший взял паспорт. Полистал его, сличил фото с оригиналом и, козырнув, круто повернулся к выходу. Точно так же сделал и его помощник… И манеры переняли у фашистов…

Алексей защелкнул замок, сел на полку.

Как все изменилось! Давно ли он с родителями приезжал отдыхать на Рижское взморье, давно ли латыши относились к русским уважительно и с доверием. А теперь смотрят, как на врагов. Хотя… ничего удивительного. То был Советский Союз, могучее, сильное государство, а теперь… Теперь немощная, погрязшая в коррупции и междоусобных разборках Россия. Тогда и Алексей знал, кому служит и за что… Поставили всё с ног на голову. Вместо обещанной рыночной экономики — спекуляция и воровство, вместо демократии — беспредел. Потому-то майор Кукушкин и оказался за бортом… О том, что его выгнали из милиции, он не жалел, а вот что снова стал служить неизвестно кому и неизвестно за что рискует жизнью, очень жалеет. Жалеет, мучается, а другого выхода нет. В Москве, куда ни пытался устроиться на работу, не брали: характеристику в милиции дали такую, что только в тюрьму. Спасибо, свели его с Дубосековым, и тот предложил быть негласным курьером, мотаться по городам, по заграницам. Алексей знал, чем занимаются Дубосеков и его босс Лебединский, который даже не удосужился познакомиться с новым сотрудником, знал, что возит в кейсах. И все-таки согласился стать контрабандистом. Не только потому, что надо было кормить семью, а еще и потому, что был очень озлоблен на новую власть. Злость постепенно утихала, здравый рассудок все чаще не давал покоя: а Лебединский, Дубосеков разве лучше? Кому же он служит теперь?..

Хватит! Это его последняя поездка. За год работы на олигарха Алексею удалось немного скопить денег, пять тысяч долларов получит еще. На первое время хватит, а потом, может, найдет работу в Москве, отец совсем плох, и оставлять его одного нельзя…

От назойливых мыслей его избавил резкий, настойчивый стук в дверь.

— Откройте! Таможня. Проверка документов.

Это уже чистый русский говор. В окно пробивается предрассветный сумрак. Значит, к Себежу подъезжаем, сообразил Алексей.

Стук нервно повторился, и это насторожило курьера. Он набросил халат, нажал кнопку сигнализации охранника и, сняв курок с предохранителя, сунул пистолет в карман — патрон в патронник был загнан ещё в Риге.

Открыв защелку левой, дернул дверь за ручку, держа правую с пистолетом в кармане. Едва в проеме показалось лицо с усиками, как в него выстрелили. Алексея, будто ударом кувалды в грудь, отбросило к столику. Но, падая, он успел выхватить пистолет и выстрелить в напавшего. Тот рухнул в купе. За ним появился ещё один, но сил нажать на спуск у Алексея уже не было. Прогремели ещё выстрелы, какие-то выкрики, и всё исчезло…

5

Получив от Гринберга информацию о якутском алмазе, Михайленко сразу же приступил к розыску Кленова. Предполагал, что он обосновался, видимо, да алмазных приисках, скорее всего под чужим именем, но там его не нашли. Ещё раз допросил Ларису и с трудом у неё разузнал о лётчике, привезшем алмаз. Узнал, собственно, немного — фамилию лётчика и имя она даже не спросила, но внешность описала подробно.

С горем пополам удалось найти этого таинственного курьера: им оказался отставной летчик гражданского воздушного флота, уволенный из Дальневосточного транспортного отряда, некто Захаров Василий Дмитриевич.

Он признался, что, да, привозил Писменной Ларисе алмаз, но не от Кленова, а Раполенко Геннадия, который недавно зачислен в отряд на его место.

Михайленко вылетел в Хабаровск.

1

В голове вертелись слова давно где-то вычитанного стихотворения: «Судьба играет человеком. Она изменчива всегда. То вознесет его высоко. То бросит в бездну без следа». Вот и с ним судьба сыграла такую штуку: столько сил, нервов потратил он, чтобы стать летчиком, и вдруг — диверсант, убийца… Кто и зачем сделал его снова летчиком? Расскажи свою историю органам безопасности, не поверят. На то, видно, и расчет был…

Кто же так ловко сумел расставить ему сети, что выбраться из них, кажется, нет никакой возможности? Сам Бен Ладен позавидовал бы такому мастеру хитрой ловушки. Но, говорят, на каждого хитреца — по два удальца. Геннадий кое-что уже предпринял… А ведь поначалу он и мысли не допускал, что это не фээсбэшники пришли за ним…

Он вернулся из штаба в свою комнату взбешенный и униженный, понимая, что угроза полковника Возницкого — не пустые слова, брошенные со злости, чтобы припугнуть строптивого капитана. И подозрения его тоже не вымыслы человека с больным воображением.

Вечером в номер к Кленову зашел техник самолёта Парамонов и сообщил потрясающее известие: комиссия склоняется к выводу, что катастрофа «Руслана» произошла из-за диверсии — в керосине якобы обнаружено присутствие некоего вещества, способствующего образованию в топливе кристаллов, которые и закупорили фильтры двигателей.

— Но, — Парамонов заговорщически поднёс палец к губам, — об этом пока никому. Мне по секрету шепнул знакомый инженер из комиссии. Теперь будут искать виновника.

Геннадий промолчал — один из подозреваемых уже найден. Не стал говорить и о своем домашнем аресте — слух тут же разлетится по гарнизону. А люди ныне такие задерганные, озлобленные, что поверят любой сплетне. Попросил лишь старшего лейтенанта принести ему бутылку водки и чего-нибудь закусить.

— А надо ли? — предостерег Парамонов.

— Надо помянуть товарищей.

— Это так, — согласился техник. — Я тоже до сих пор успокоиться не могу. Ночью всякие кошмары снятся. Составлю тебе компанию.

Геннадию никого не хотелось видеть, тем более делиться с кем-то, даже с техником самолета, своими переживаниями. Он, как приучил его с детства отец, никогда не жаловался на свою судьбу, не выставлял напоказ душевные муки.

«Мужчина в любых ситуациях должен оставаться мужчиной и не терять в глазах других своего достоинства», — не раз советовал он.

Отец — сильный, волевой мужик. Геннадий брал с него пример и подражал ему. Заповеди отца не раз помогали в трудную минуту. А их при нынешней службе выпадало немало…

Парамонов принес две бутылки водки, белый батон и кусок колбасы.

— На душе так муторно, что хочу до чертиков напиться, — пояснил он, заметив неодобрительный взгляд второго пилота.

— В таком случае напиваться будешь дома, — категорично заявил Геннадий. — Забирай все и шагай.

— Да ты что, Гена?! — заблажил техник. — Не русский, что ли? Я ж по обычаю.

— По обычаю выпьем по рюмке. Дома — как хочешь.