Ласка сумрака - Лорел Гамильтон

– Вы все – из Неблагого Двора, Мередит. Я должна былаубедиться, что вы не... не нечисты.

– Ты имеешь в виду, не уроды, – перевела я и дажене пыталась смягчить злость в своем голосе. Она едва заметно кивнула.

– С какой стати тебя вообще интересуют наши тела, какбы они ни выглядели?

– Я сказала тебе, чего я хочу, Мередит.

Я кивнула и была достаточно мила, чтобы не обнародоватьперед всеми ее секрет, хотя, видят боги, она не заслужила такой любезности.

– Если кто-то из тех, кто поможет мне в моем стремлении,нечист, то... – Она чуть кивнула мне, побуждая закончить предложениесамостоятельно.

Я наклонилась к ней и скорее прошипела, чем прошептала:

– Ребенок родится уродом.

Никакой гламор не мог уже скрыть запахи какао, алкоголя итабачного дыма, исходившие от ее кожи и волос. Меня охватил внезапный приступтошноты.

Я попятилась от нее и упала бы, если б Рис не поймал и неподдержал меня.

– Что случилось? – прошептал он.

Я покачала головой.

– Я устала от этой женщины.

– Тогда мы уходим, – сказал Дойл.

Я снова качнула головой:

– Еще нет. – Я стиснула локоть Риса и повернуласьк Мэви. – Ты скажешь мне, почему ты была изгнана. Ты скажешь мне всюправду здесь и сейчас, или мы уйдем и не вернемся.

– Если он узнает, что я кому-то проговорилась, он убьетменя.

– Если он обнаружит, что я была здесь и говорила стобой, неужто ты думаешь, он станет выяснять, проговорилась ты или нет?

Теперь она испугалась, похоже. Но мне не было дела до ееиспуга.

– Скажи мне, Мэви, скажи – или мы уйдем, и ты ненайдешь никого другого за пределами дворов, кто сможет тебе помочь.

– Мередит, пожалуйста...

– Нет, – процедила я. – Великий, чистыйБлагой Двор – как свысока вы смотрите на нас! Если ребенок рождается уродом –его убивают – или убивали, пока у вас не перестали появляться дети. Тогда дажемонстры приобрели ценность. Знаешь ли ты, что случалось с младенцами послеэтого, Мэви? Знаешь ли ты, что случалось в последние четыре сотни лет или околотого с уродами, рождавшимися у благих? Потому что, не сомневайся, инбридингвлияет на всех, даже на бессмертных!

– Я... не знаю.

– Знаешь. Весь этот блестящий, сияющий двор знает. Моейсобственной двоюродной сестре позволили остаться при дворе, потому что она –частично брауни. Вы не выкинули ее, потому что брауни – благие, не благиесидхе, но все же создания света. Но когда сами сидхе производят на светмонстров – чистые, сияющие благие сидхе производят уродов, чудовищ, – чтотогда происходит, куда они деваются?

Она плакала, тихими, серебристыми слезами.

– Я не знаю.

– Знаешь! Младенцев отдают Неблагому Двору. Мы принимаеммонстров, этих чистокровных благих монстров. Мы принимаем их, потому что мырады всем. Никого, никого не отвергает Неблагой Двор, и уж конечно – некрошечного новорожденного младенца, чье единственное преступление в том, что онпоявился на свет у родителей, которые не потрудились изучить свою родословнуюдостаточно, чтобы не заключить брак с собственными гребаными родственниками!

У меня тоже потекли слезы, но не от сожаления, от злости.

– Я клянусь, что я, и Рис, и Холод чисты телом. Теперьтебе легче? Это тебе помогло?! Если ты просто хотела переспать с кем-то измужчин, ты бы не пожелала увидеть меня в купальнике, – но ты хотела этого.Ты хочешь провести ритуал плодородия, Мэви. Тебе нужна я и как минимум один измужчин.

Я была слишком зла, чтоб думать о том, слышит ли мои словакто-то, кроме Мэви, и понимает ли то, что слышит. Мне было просто без разницы.

Я оттолкнулась от Риса, мой гнев бросил меня вперед –выплевывать слова прямо ей в лицо.

– Скажи мне, почему тебя изгнали, Мэви. Скажи мнесейчас, или мы бросим тебя, как и нашли. Одну.

Она кивнула, слезы все еще лились у нее из глаз.

– Хорошо, хорошо, да охранит меня Госпожа, но пустьтак. Я скажу тебе то, что ты хочешь знать, если ты поклянешься, что поможешьмне завести ребенка.

– Поклянись первой, – сказала я.

– Клянусь, что скажу тебе правду о том, почему я былаизгнана из Благого Двора.

– А я клянусь, что после того, как ты расскажешь мне опричине своего изгнания из Благого Двора, я со своими людьми сделаю все, что вмоих силах, чтобы ты родила ребенка.

Она потерла глаза тыльными сторонами ладоней. Детский жест.Видно было, как глубоко она потрясена, и я задумалась: не принадлежал ли одиниз этих бедных, обойденных судьбой младенцев Конхенн, богине красоты и весны? Ине преследовала ли ее мысль, что она бросила единственного ребенка, которогомогла родить? Я понадеялась, что так и было.

– Сто лет назад верховный король эльфов Таранис решилсяотослать свою жену, Конэн из Куалы. Они были супругами уже столетие, а детей неимели. – Ее тон автоматически перетек в распев сказителя. – И потомуон отсылал ее.

Я обожала хорошие истории, рассказанные в доброй старойманере, но мне хотелось убраться с солнцепека, а не торчать здесь целуювечность. Так что я ее прервала.

– Он ее и отослал.

Мэви улыбнулась, но не слишком радостно.

– Он предложил мне занять ее место в качестве егоневесты. Я отказалась. – Теперь она говорила обычным тоном, распевностьисчезла. Может, оно и не так приятно на слух, зато быстрее.

– Это еще не основание для ссылки, Мэви. Как минимумеще одна отвергла предложение Тараниса до тебя, а она до сих пор принадлежит ксияющему двору. – Я потягивала лимонад и наблюдала за ней.

– Но Эдэйн любила другого. Причина моего отказа былаиной.

Она не смотрела ни на меня, ни на Китто, вообще ни на кого,полагаю. Она уставилась в пространство: наверное, погрузилась в воспоминания.

– И какой же?

– Конэн была второй женой короля. Сотню лет он провел сновой женой, а ребенка так и не было.

– И?.. – Я сделала еще один долгий глоток.

Она отпила рома и взглянула мне в глаза.

– Я ответила Таранису отказом, потому что я уверена: онбесплоден. Не женщины, а король виновен в том, что у него нет наследника.

Я поперхнулась и обрызгала лимонадом всю себя и Кит-то впридачу. Гоблин застыл, не замечая лимонад, стекающий по его руке и солнечнымочкам.

Откуда-то возникла горничная с салфетками. Я схватила стопкуи махнула, отсылая ее прочь. Наш разговор был из тех, которые никому слышать нестоит. Когда мы с Китто стали относительно сухими, а ко мне вернулся дар речи,я поинтересовалась: