Дорога великанов - Марк Дюген

К моему удивлению, ночью в парке собралось куда больше народу, чем днем. Мне пришлось свернуть на тропинку и углубиться в чащу, чтобы найти свободную скамью. Никогда в жизни не видел стольких психов в одном месте. Они прибывали отовсюду, я издалека узнавал их шаткую походку. Около десяти компаний собрались в круг, чтобы послушать музыку. Самые психованные лежали на земле, скрестив руки и глядя в небо. Я не жалел о том, что перед ужином побрился, подровнял усы и погладил рубашку. Я устроился посреди скамейки, разметил территорию и решил хорошенько выспаться, прежде чем искать работу. Я мог бы часами рассказывать о безумных придурках, от которых за километр воняло коноплей, но эти козлы меня совершенно не интересовали, и я не желал им зла. Я не понимал, откуда они берутся и куда направляются, словно они нематериальны и вот-вот рассеются в тумане.

Убаюканный музыкой, я уже начинал засыпать, положив подбородок на грудь, когда вдруг почувствовал чье-то присутствие. Я открыл глаза и увидел девушку своего возраста, может, чуть постарше. Ее светлые волосы ниспадали вплоть до изгиба бедер. Вырез белого, почти прозрачного платья с оборками приоткрывал высокую грудь. Девушка смотрела на меня очень доброжелательно. Я поздоровался: незнакомка показалась мне удивительно красивой. Я уже почти преодолел ярость, посеянную во мне матерью, но еще не до конца. Спокойствие – для меня состояние редкое.

– Ты путешествуешь?

Она присела на край скамейки и отвела от меня глаза.

– Напротив. Я ищу место, где смогу угнездиться надолго.

– Ты воевал во Вьетнаме?

– Нет, меня не взяли. Я слишком большого для них размера.

Она покачала головой.

– Так было предначертано.

– Что было предначертано?

– С самого твоего рождения было предначертано, что ты не поедешь умирать во Вьетнам. Ты гигантская мишень. Тем лучше. У тебя хорошая карма. У меня брат во Вьетнаме. Я животом чувствую: он оттуда не вернется. Поэтому я скитаюсь. Я из Сакраменто[51]. Но я не хочу быть там в тот день, когда полицейские позвонят в дверь и сообщат о смерти брата. Я надеялась, он дезертирует. Он отказался. Я состою в сообществе, которое формируется благодаря новым знакомствам и встречам. Нас уже человек пятнадцать. Если хочешь, присоединяйся.

– Что за сообщество?

– Мы хотим жить в соответствии со своими принципами, уничтожив блага и собственность.

Я спросил:

– Вы что – коммунисты?

– О нет! Ничего подобного. То есть… я не совсем понимаю, кто такие коммунисты. Мы пойдем дальше, на север, будем заниматься сельским хозяйством и питаться дарами земли. Все наши блага будут общими, а любовь – свободной…

– Свободной?

– Да… Надо покончить с собственностью: моя земля, моя жена, моя собака, мой телевизор. Наши дети тоже будут принадлежать сообществу. Никогда еще в истории человечества никто не любил детей так, как мы. У детей больше не будет психологических проблем, они не будут друг с другом соперничать, воевать. Мы создадим новый мир – без войн, мир любви, мир, глубоко отличный от мира наших родителей, мир, в котором материальные ценности не представляют интереса. Мы будем наслаждаться природой и гармонией.

Она вздохнула и спросила:

– Хочешь переспать?

Если бы в этот момент меня сбил грузовик, я бы удивился меньше.

– Не волнуйся, никто не увидит. Для хиппи нет такого понятия, как похоть. Мы удовлетворяем естественные потребности, столь же естественные, как есть или спать… Ты хочешь?

Она встала, задрала юбку и села на меня верхом. Я оттолкнул ее – не сильно, но решительно. Она поняла, что настаивать в данном случае – большая ошибка.

– Ты не готов к жизни в лучшем мире. Я понимаю тебя, брат мой. Но если все-таки захочешь к нам присоединиться, мы здесь еще два дня – подрабатываем, копим деньги, чтобы уехать. Мы отправимся в Маунт-Шасту, на север: знаешь эти места?

Разумеется, я знал, однако не ответил.

– Если захочешь попасть в лучший мир – добро пожаловать. Как тебя зовут?

– Эл.

– Я Лизбет.

Глупо отпускать такую девушку лишь по той причине, что не знаешь, как с ней быть… Она помахала мне рукой, прежде чем исчезнуть в темноте.

На следующий день, отправляясь на поиски работы, я заметил ее в спальном мешке между двумя грязными уродами. Мысль о том, что она спала с ними по очереди или вместе, вызвала у меня тошноту. Я с удовольствием избил бы их ногами. Почему-то мне казалось, что свободная любовь – мужская идея. Впрочем, это волновало меня меньше, чем тот факт, что я приду устраиваться на работу небритым.

Я спустился к центру города. Спина после ночи на скамейке страшно болела. На последние доллары, выклянченные у матери накануне вечером, я выпил кофе и съел три плюшки. С океана дул приятный ветерок. Я чувствовал себя хорошо и боялся лишиться этого чувства. Мне необходимо было найти работу до вечера, чтобы не пришлось возвращаться к матери. Пока погода позволяла, я мог спать в парке, но, помимо сна, организм требовал еды, и крохами я довольствоваться не мог.

Начальник первой автозаправки, куда я заглянул, к сожалению, не предложил мне работы. Начальник второй отсутствовал, а мне не хотелось его ждать. С начальником третьей, «Тексако», повезло: маленький толстенький итальянец больше напоминал хозяина пиццерии, но внешность, как известно, ничего не значит. Фиксированной зарплаты он не обещал, но чаевые за заправку, мытье окон, смену колес и тому подобное – пожалуйста. Итальянец считал, что я заработаю больше, чем себе представляю. К счастью, мой предшественник как раз недавно удрал с одной своей клиенткой, сорокалетней дамой на «Кадиллаке» последней модели. Джаннини полагал, что дамочка побалует малыша, но недолго, хотя он, судя по всему, славный парень.

На мое место просились уже двое, но Джаннини не захотел нанимать психов. От них несло за километр – даже запах бензина и отработанной смазки не перебил бы вонь. Итальянец, наверное, преувеличивал, но итальянцы всегда преувеличивают. Он спросил, откуда я родом и соображаю ли что-нибудь в механике, потому что к заправке примыкает его гараж. Я ответил, что из Монтаны. Ответ его мало интересовал: он осведомился для приличия. Сказал, что я проделал немалый путь, чтобы устроиться работником автозаправки или даже механиком. Я упомянул о том, что разбираюсь в мотоциклах. Джаннини, подобно большинству собеседников, не смотрел мне в глаза – боялся за свои шейные позвонки: долго разговаривать задрав голову не так-то просто. Он никогда не видел великанов вроде меня и, наверное, считал меня очень сильным, хотя кости у меня слишком тонкие для моего роста.

В первый же день чаевые позволили мне снять комнату. Клиенты с легкостью выворачивали передо мной карманы – то ли из уважения к моим размерам, то ли от страха. Я привык выполнять работу ловко, без сучка без задоринки, – и проблем у меня не возникало.