Дрессированные сучки - Виржини Депант

— Как же она корячилась, Королева-Мать, пытаясь тебя разгадать! У старухи не было ни одного шанса забить шар в лузу.

Горловой смех, мужской смех, руки на бедрах… Я могла лизать и сосать его часами и каждый раз, как в первый, потрясалась, что способна доставить ему такое удовольствие.

Я сделала великое открытие — мое чрево переживает миллион разных ощущений, когда он во мне, я создана для того, чтобы лепетать бессвязно непристойности в горячечном бреду, выгибаться и взрываться.

Во всем этом не было ничего эротичного или эфемерного — ни легких прикосновений, ни дразнящего ожидания, только тяжесть навалившегося мужского тела, и проникновение до горла, и яйца, бьющие по промежности, и струя спермы в лицо, и сжатые сиськи, чтобы ему было удобнее кончать, и удары об стену. Бешеная скачка, и пробуждение чувств, и обморок — но только не нежность.

Все, что мы делали, походило на языческий ритуал: варварский пыл, сырое мясо, стремительность и освободительный взрыв в конце, мистический, ставящий финальную точку. Он добирался до моей сущности, вытягивал ее из меня. То, что было во мне главным, становилось его безраздельной собственностью.

В этот день, когда мы лежали обнявшись на полу, он вдруг захотел рассказать мне кое-что. Как всегда, я терпеливо слушала, хоть и не была любительницей трепа.

— Знаешь, почему я вернулся к Мирей?

— Потому что спустил все деньги, которые украл у Королевы-Матери, и тебе нечем стало платить за номер в гостинице.

— Ты действительно думаешь, что все так просто?

— Я не права? Есть другая причина?

— Я вернулся из-за тебя.

— Вот это поворот!

— Другого способа не было. Ты живешь с братом, и я не мог заявиться прямо к тебе.

— Кто тебе сказал про нас с Мирей?

— Матье.

— А его ты откуда знаешь?

— Случайно. Он так о тебе говорил в тот день… Я решил, что должен тебя увидеть… Интуиция… Увидел и понял, что придется тебя взломать… Главное правило в жизни — всегда следовать инстинкту.

Какая-то часть правды в его словах была — он точно вычислил, что миндальничать со мной не следует. Все остальное было наглым враньем.

Я молчала. Он почесал ухо, хмыкнул, сморщился, как человек, плюхнувшийся в холодную воду:

— Иногда я слишком тороплюсь.

Он не стал ждать ответа — просто взял мою руку и положил на свой восставший член. Знаменитый инстинкт Виктора подсказал ему нужное решение.

Каждый раз это было как землетрясение. Запрокинув голову, я подавала ему себя на блюдечке, выгибалась, ласкала заветные дырочки и щелочки, стонала, срывая голос. Я видела, как он заводится, и сама заводилась еще сильнее, и мне все было мало.

Я начинала понимать, почему Виктор вернулся к Мирей, но мне было все равно. Я его не судила. Мне было больно, но эта боль только подогревала мой пыл.

Несколько коротких, пустых, ничего не значащих фраз вертятся в голове, никуда не уходят, возвращаются.

Прижмись ко мне животом, убеди, что я не должна держать на тебя зла, скажи, чтобы я не отдалялась ни на секунду, что бы ни случилось, покажи, что лишаешь меня права выбора, взломай меня, утешь меня, заставь меня.

— Ты долго работала на Организацию?

Или:

— Что, никто не знает, куда провалилась Королева-Мать?

А вот еще:

— Она часто говорила о тебе, знаешь, она тебя любила…

— Думаешь, она тебе позвонит, прежде чем убраться из города?

— Ты ее околдовала, она тебя считала бриллиантом в коллекции, убивалась, что ты губишь свою жизнь, прозябая в "Эндо".

Виктор точно знал, вернее, чувствовал, как зверь, что я не хочу отвечать, и не давил. Ему было важно убедиться, что я ничего от него не скрываю и действительно не знаю, где она. Успокоившись, он возвращался к тому, что интересовало меня больше всего.

Саид не ошибся: приехав в Лион, Виктор обосновался у Королевы-Матери. Ему не понадобилось ни прижимать ее к полу, ни заламывать руки, ни бить. Ее он завоевал языком, то есть трепом. Потом что-то пошло не так — Виктор не рассказывал, что именно, и я не задавала вопросов, потому что не рвалась узнать всю историю целиком. Ни я, ни Мирей не знали, почему он прячется.

И почему ему так надо ее найти, я тоже не знала.

Я была для Виктора ключом. Пока он жил с Королевой-Матерью, она часто говорила обо мне — как о своей взрослой дочери. Вот он и произвел простенький расчет: в конце концов она выйдет со мной на связь. А я скажу ему, где ее найти.

Больше всего я боялась разочаровать Виктора. Я не была так уж уверена, что Королева-Мать действительно свяжется со мной, толком не понимала, почему она говорила с ним обо мне, зачем ей прощаться?

Когда корабль идет ко дну, капитан редко встречается с командой.

Каждый прошедший впустую день увеличивал нетерпение Виктора.

И я не обольщалась, слыша, как он мурлычет, обвиваясь вокруг меня: "Даже если я останусь ни с чем, хочу, чтобы ты уехала со мной!"

Я цеплялась за него из последних сил. Отъезд был неизбежен. Оставалось одно: замереть, надеясь, что все утрясется.

Я встала и оделась — сложившийся ритуал, — скоро должна была вернуться Мирей.

Я трахалась с ее любовником в ее постели, но это не мешало мне очень нежно к ней относиться.

Существовали две параллельные, не проникающие друг в друга реальности, два разных времени.

Я ни разу не почувствовала угрызений совести, проблемы выбора для меня не было.

Я просто не могла не делать этого.

Я шла вверх по бульвару Красного Креста, делая вид, что точно знаю, куда и зачем иду, хотя меня несло вперед безо всякой цели.

Рядом, у бровки тротуара, притормозило такси, из окна высунулась Соня, замахала рукой, торопя меня подойти. Как только я оказалась рядом, она открыла дверцу, подвинулась на сиденье, давая мне место. Делать было все равно нечего, и я села не раздумывая.

— Вот ведь фигня собачья — я все мозги свернула, кручусь-верчусь, не знаю, где тебя отловить, а ты вот она, пилишь по тротуару.

— Никакая это не фигня, просто квартал совсем маленький… Ты-то как? Искала меня? Зачем?

— Знаешь про Чекинг?

— Сожгли напалмом?

— Заявились днем… Перевернули все вверх дном в кабинете Королевы-Матери… Все переломали. Больше ничего не тронули — собираются сами управлять заведением. Зато наверху устроили тот еще шмон — явно что-то искали.

— Что?

— Никто не в курсе.

Из вежливости я изобразила задумчивость, сокрушенно покачала головой, глядя в окно. На самом деле плевать я на все хотела. Насрать мне было на это. Все происходило слишком быстро и непонятно. Но меня впрямую уже не касалось. Все кончено, будь я проклята, и никаких угрызений совести, я жаждала новой жизни, жаркого тепла. У него был огненный сок…