Дети солнца - Светлана Шишкова-Шипунова

Помню ли я? Конечно, помню. Меня это больше всего тогда поразило. Я первая пришла в тот вечер к родителям, только мне дверь открыли, а он – пулей по коридору и – прыг мне на шею, ухватился, целует и говорит: «Мама!». Следом приходит Нелля, он и к ней так же – на шею и: «Мама!». Уже интересно стало. Ждём Женю. Он к ней не сразу кинулся, замешкался, потому что уже за стол усаживались, и это, видимо, больше его занимало. Но через пять минут за столом и к Жене прислонился, трётся щёчкой и говорит: «Мама…».

— Я не твоя мама, — отвечает ему Женя, которая не ездила с нами на вокзал и была не в курсе происходящего. – У меня свой сыночек есть, вот он в колясочке лежит, видишь? Его зовут Родион. А тебя как?

— Меня Саша, — говорит мальчик, безмятежно улыбаясь.

— Слушайте, чей это ребёнок, кто его привёл? – спрашивает Женя.

— Мать наша учудила, — говорит, усмехаясь, папа.

— Ну, ладно, ладно, — машет рукой мама, — кушайте! Кушай, Сашенька.

Мы едим, расспрашиваем маму, как там наши на Дальнем Востоке, какая девочка у Аллы, на кого похожа, а сами все поглядываем на этого мальчика. Он всем улыбается, всех целует и гладит своими маленькими ручками. Никогда ещё не видела такого ласкового ребёнка. Наших не допросишься бабушку поцеловать. А с каким удовольствием он ест! Не то, что наши, каждый кусок надо им силой запихивать – это буду, это не буду.

— Смотрите, как мальчик хорошо кушает, приятно посмотреть, — говорит мама Антоше и Алёше.

Те лениво ковыряют вилками в тарелках и с молчаливым изумлением поглядывают на непонятно почему сидящего за столом чужого мальчика.

— А он что, голодный? – спрашивает Антоша.

— Нет, мы с ним в поезде кушали, но он уже проголодался. Он вообще всё время кушает, молодец, — говорит мама.

— Она что, в поезде его нашла? – шёпотом спрашивает у меня Женя.

— Из Владивостока привезла.

— Так он чей, не Котин, случайно?

— Ты что? С ума сошла? Откуда?

— Ну, я ж и думаю…

— Все правильно, все сходится, ребёночек не наш, — шепчет через стол Нелля.

Что не наш, это и так ясно. Но чей? И каким образом она его… Ну, ладно, подождём, узнаем.

Утром мы встречали маму на вокзале. Поезд, как обычно опаздывал, мы бродили взад–вперёд по перрону — я, Нелля и папа. Папа немного нервничал. Он уже отвык расставаться с мамой надолго, а тут её не было целых три месяца. Аринка у Аллочки родилась 22 апреля, а в мае, сразу после праздников, мама рванула во Владивосток. В другом каком‑нибудь случае папа, возможно, возразил бы против такой дальней и трудной поездки: а ну‑ка через всю страну! Но что поделаешь, если две дочки рожают с разницей в месяц: Женя – здесь, в Краснодаре, Алла – там, на Дальнем Востоке. Тут нас много, а Алла с Серёжей там одни.

Жить без мамы за эти три месяца папа устал, у него даже случился микроинсульт, и он недели две лежал в больнице, о чём мы, посовещавшись, решили маме не сообщать. И вот уже лето кончается, середина августа, и мама наконец возвращается. Всё то время, пока она едет в поезде, мы ждём и считаем сначала дни, потом часы.

Странное это все‑таки состояние – встречать, всегда почему‑то волнуешься. В детстве я думала, что на вокзале вообще полагается плакать, когда встречаешь или провожаешь родных, потому что бабушка и мама всегда плакали, встречая и провожая мамину сестру тётю Инну, которая всю жизнь переезжала со своим мужем–железнодорожником из города в город. Глядя на них, я тоже старалась заплакать, но у меня не получалось, при встрече я прыгала от радости, а при расставании лишь делала печальные глаза и сильно вздыхала. (Много лет спустя, когда уже не стало ни мамы, ни тёти, я встречала на вокзале её дочку, нашу двоюродную сестру Ирочку с сыном Тимуром, они вышли из вагона, я увидела их и… слезы сами собой полились у меня из глаз).

Мамин вагон — номер ещё неделю назад сообщён телеграммой — остановился, конечно, не там, где мы примерно высчитали, приходится немного пробежать назад. В проёме вагонной двери появляются пассажиры – дядьки и тётки в спортивных штанах, с помятыми лицами. Они выставляют вперёд себя чемоданы и сумки, чтобы передать с рук на руки встречающим. Мамы пока не видно. И вдруг какой‑то мужчина подхватывает под мышки маленького мальчика и подаёт его стоящему в напряжённом ожидании прямо у вагона нашему папе. Папа не реагирует, даже пытается посторониться, а я говорю этому мужчине:

— Это не наш.

— Ваш, ваш! – загадочно улыбается мужчина. – Берите.

Папа берет мальчика (что ему, трудно, что ли?) и ставит его на асфальт перрона, глазами продолжая выискивать среди теснящихся в тамбуре пассажиров маму. И вот она, наконец, выплывает, и кто‑то подаёт её вещи, кого‑то она на ходу благодарит, с кем‑то прощается. В общем, мама в своём репертуаре — за неделю пути со всем вагоном перезнакомилась и подружилась. Сойдя на перрон, она первым делом берет за руку этого мальчика и так, держа его крепко, чтоб никуда не делся в толчее, по очереди всех нас целует.

— Мама! Чей это мальчик? – спрашиваем мы с Неллей.

— Наш, — говорит мама. – Наш. Сашенька. Я вам потом всё объясню. Вы на машине? Ну, поехали.

В машине мальчик Саша сидит у меня на руках, смотрит с интересом в окно и про всё, что видит, спрашивает: «А это что? А это что такое?». Поговорить с мамой толком не получается, тем более, что она и не настроена с первых минут все нам рассказывать.

— Вы лучше скажите, как вы тут без меня были?

— Ничего хорошего, — говорит папа. – Я в больнице лежал.

— Как в больнице? – пугается мама.

— У него микроинсульт был.

— Ещё чего не хватало! А почему вы мне не сообщили? Между прочим, я как чувствовала…

— А что сообщать? – говорит папа. – Пока бы ты доехала, я бы уже подох.

— Папа! – хором восклицаем мы с Неллей.

— Па–па! – радостно повторяет мальчик Саша, смотрит на нашего папу и хочет дотянуться до него ручкой.

— Хороший пацанёнок, — говорит папа. — Так где ты его взяла?

— Потом, потом, дома… — улыбается мама, довольная интригой.

А дома суета, разборка чемоданов, разглядывание фотографий маленькой Аринки (вылитая Котя в детстве), инспекция холодильника: ты его хоть раз размораживал? Я ж в больнице лежал! Ах, да! Саша хочет в туалет, покажите ребёнку, где у нас туалет. А что мы будем кушать, есть, что кушать, или надо готовить? Я тут рыбы привезла, икры, понюхайте кто‑нибудь, не задохнулась она в дороге? Мам, ты что, мы ещё вчера все приготовили, вы пока перекусите, а мы поехали на работу, а вечером придём, тогда уже посидим, поговорим, все расскажешь, ладно? Да, икра немного того…

И вот уже вечер, и мы сидим за столом – человек одиннадцать, не считая Родиона в коляске, исключительно все свои – мама, папа, сестры, зятья, дети и этот мальчик, Саша. Сияет от счастья, ко всем льнёт, всех любит, нас называет мамами, а маму – бабушкой Раей. На вид ему годика четыре. Он худенький, бледный, личико нежное, как у девочки, ясные голубые глазки и мягкие светлые волосики. Прямо ангелочек. Пока дети за столом, мама ничего такого не рассказывает. Наконец, поели, Саша – хорошо, наши – кое‑как, выпроваживаем их в другую комнату, разрешаем взять всё, что они хотят, лишь бы не мешали поговорить.