Щит побережья. Блуждающий огонь - Елизавета Дворецкая

– Где этот человек? – спросил Гельдмар хёльд, прищурившись. – Пусть он расскажет нам, что было на Остром мысу. Мы слышали, что Стюрмир конунг не слишком-то хорошо обошелся с войском, которое ему дал западный берег…

– Это неправда! – крикнул на ходу Брендольв, который еще при первых словах старика стал карабкаться на вершину. Он знал, что ему придется говорить, но толковая речь в уме не связывалась, и он опять положился на удачу, которая однажды спасла его при встрече со Стюрмиром. – Это неправда, что конунг плохо обошелся с Западом! – громко, с вызовом продолжал он, встав рядом с Хельги хёвдингом и даже чуть впереди. – Это западный берег плохо обошелся с конунгом!

Теперь людское море волновалось прямо перед ним. Брендольв видел почти одни только головы – в шапках, в шлемах, непокрытые, светлые, темные, лысые… И глаза, сотни, тысячи, как казалось, глаз – с надеждой, с вопросом, с недоверием. Эти взгляды пронзали его, ненамеренно ослабляли, потому что каждый уносил частичку его силы. Брендольв не умел защититься от этой невольной ворожбы, которую всегда творит даже доброжелательная толпа, и на миг растерялся. Но тут же вспомнил другую толпу – на Остром мысу, перед воротами святилища, – и растерянность была изгнана яростью.

– Фрейвид Огниво, хёвдинг западного побережья, предал Стюрмира конунга! – гневно воскликнул Брендольв, точно обвинял каждого здесь. – Он первым предложил назвать конунгом Вильмунда и тем ослабил Квиттинг. Ему хотелось власти, он не мог примириться с возвращением Стюрмира конунга, потому что при нем он имел меньше веса, чем при Вильмунде! И он не желал склониться перед конунгом. За это он был убит! Он – предатель!

– Постой-ка, ясень копья! – быстро вставил Гельдмар хёльд, едва лишь Брендольв запнулся, чтобы вдохнуть. – Я не знал Фрейвида Огниво и не знаю, был ли он предателем. Но западный берег не мог этого не знать. Если бы люди с запада не верили Фрейвиду, они не пошли бы за ним в войско. А раз они пошли…

– Значит, он был для них достаточно хорош! – крикнул чей-то густой голос с поля, и народ глухо загудел. – Не конунг дает звание хёвдинга, а тинг, тингу и отнимать его!

– Откуда мы можем знать, что Стюрмиру конунгу и наш хёвдинг не покажется слишком гордым? – закричало сразу несколько голосов.

– Он не слишком-то хорошо себя показал! Лучше бы он оставался за морем!

– Без него не убивали знатных людей!

– А что с войском? – пытался перекричать всех Гельдмар хёльд. – Войско западного берега осталось или ушло?

– Да, да! Ушло или осталось?

Все опять примолкли. Брендольв молчал. Он понял, что этот спор ничего не даст, потому что восточный берег уже все решил. И решил совсем не то, чего ждет Стюрмир конунг, которому так нужна поддержка. Ему, последней надежде Квиттинга, Брендольв должен был привести войско; он отдал бы всю свою кровь, если бы из каждой капли мог сотворить воина. Но этого он не мог. От него требовалось другое: убедить этих людей, каждый из которых так же верил в свою правоту, как и он сам, и так же имел на это право. Как переломить волю этой толпы? Здесь нужны нечеловеческие силы. Они ждут ответа, который станет для них не причиной, но поводом отказать. Брендольв знал, что правдивый ответ погубит его; но разве он мог солгать?

А волна гнева в душе поднималась все выше; он быстро наливался краской и уже не желал считаться с доводами рассудка.

– Эти трусы разбежались по своим крысиным норам! – злобно, почти с торжеством выкрикнул Брендольв, с наслаждением чувствуя, что обидные слова ранят и каждого из тех, кто его слышит. – Так им и надо! По волосам и гребень! Видно, они были не лучше своего хёвдинга!

Теперь зашумело все поле разом. Люди отлично поняли и чувство Брендольва, и брошенное им обвинение.

– Целый берег – предатели! Так не бывает!

– Предатель бывает один! А когда много – значит, что-то с самим конунгом не в порядке!

– Это конунг скорее предатель, если люди ему не верят!

– Он думал только о своей гордости, а не о Квиттинге!

– Он продал победу за свою глупую спесь! А мы иди за него умирай! Не пойдем!

– Не пойдем!

Брендольв слушал, тяжело дыша от ярости и не находя слов. Какая-то лавина катилась прямо по нему, стучала по плечам, унося в пропасть остатки надежды и стаскивая туда же и его самого. Все рушится; ему хотелось дико закричать, разбить, сломать что-нибудь – переломить стихийную волю этой толпы, называющей себя тингом. Не верилось, что это – все, что поручение конунга окажется невыполненным, надежды – обманутыми, вера в победу – разрушенной. Но что он мог – одинокий и такой маленький против людского моря? Тысячи глаз выпили из него силу и веру, оставили только отчаяние – этого горького питья никто не хотел.

В бешеном порыве Брендольв оглянулся, выискивая хоть какую-нибудь поддержку. Сейчас он был готов схватиться за всякого сомнительного друга или обрушиться на всякого врага, лишь бы дать выход своим чувствам.

Позади него стоял Хельги хёвдинг и молчал. Даг тоже молчал, прямой и неподвижный, как клинок. Он уже понял, к чему клонится дело, и мучительное внутреннее чувство разрывало его на две части. Стюрмир конунг, с которым они вместе бились в Волчьих Столбах и с которым простились по-дружески, надеясь и дальше биться вместе против общего врага, стоял перед ним как живой. Совесть, честь, чувство верности другу требовало, чтобы он шел на помощь Стюрмиру. Но что он сможет сделать один? А человеческая река катилась в другую сторону, и Даг не мог встать против ее течения.

– А ты что молчишь, Хеймир сын Хильмира! – яростно, требовательно крикнул Брендольв, не умом, но чувством угадав, с кого надо спрашивать ответ. – Твой отец обещал дать войско Стюрмиру конунгу! Уж наверное, ты об этом знаешь! Скажи: намерены вы выполнить обещание? Или тоже струсите?

Хеймир и бровью не повел в ответ на оскорбление, на этот раз высказанное вслух. Голос Брендольва был разорван ветром на клочки и унесен; нечего трудиться собирать.

Но все же Хеймир шагнул вперед и сделал легкий знак рукой. Посланец Стюрмира больше не стоил особого внимания, а с толпой еще нужно говорить. У малых волн мудрости мало, зато самих их много.

И толпа замолчала. Сотни глаз смотрели на Хеймира, но и он смотрел на толпу. И каждый в толпе чувствовал, что взгляд этого прямого, высокого, уверенного человека забирает частичку силы, что его величавая фигура незримо растет, поднимается головой под облака, а корнями уходит в глубь нижних миров, что он, как сам Иггдрасиль, объемлет и держит на себе весь мир. И каждый, измученный тревогой за судьбу дома и семьи, уставший от тяжелых ожиданий и раздоров, грозящих общей гибелью, смотрел на него как на вернувшегося бога, который укажет, куда идти. Который пообещает мир и благополучие, и только за это обещание люди пойдут за ним куда угодно.

– Мой отец, Хильмир конунг, обещал дать квиттам войско, чтобы они могли защитить себя! – не напрягая голоса, начал говорить Хеймир, но его услышали все, и каждая душа ловила его слова, как капли воды при жажде. – И он не отступит от своих обещаний. Но помогать стоит тому, кто сам помогает себе. Есть поговорка: никто не спасет обреченного. Стюрмир конунг принес на Квиттинг новый раздор и смерть. Если вы, люди Квиттингского Востока, сочтете его достойным вашего доверия и дадите ему войско – слэтты будут биться вместе с вами. Но если вы не пойдете за ним, то мой отец не пошлет слэттов умирать вместе с конунгом, от которого отвернулась удача. Конунг без людской веры – дерево без корней. Решайте, квитты. Ваша судьба в ваших руках.