Морской лорд - Вирджиния Кантра

— Именно поэтому, — сказал Конн.

Ее сердце колотилось о ребра.

— Я не понимаю.

Но она поняла. О, она поняла.

— Мне нужны дети, — подтвердил Конн. Их взгляды схлестнулись. — Мне нужна ты. Твои дети. Наши. Твоя кровь и мое семя, для спасения моих людей.

— Дети, — повторила Люси. Она уставилась на него, потрясенная. Сердитая. Испуганная. Он не мог хотеть… Он не мог иметь в виду… — Я даже не соглашалась заниматься с тобой сексом.

— Снова.

Она густо покраснела.

— Когда-либо.

Его брови выгнулись дугой.

— Ты не можешь отрицать, что между нами есть страсть.

Отрицать это? Даже сейчас, с сердцем, горящим в ледяных оковах, она осознавала исходящую от него опасность. Очарованная им. Ее слабость, к которой он имел непосредственное отношение, приводила ее в бешенство и пугала.

— Одной страсти недостаточно, — сказала Люси упрямо, отчаянно.

Конн наблюдал за ней со своего стула, неподвижный, как кот перед мышиной норкой, его серебристые глаза, словно отлитые в пламени огня.

— В удовольствии нет никакого позора.

Она помнила ощущение его теплых, гладких волос под своими пальцами, его губ, посасывающих ее грудь, потрясающую полноту его вторжения, когда он двигался в ней, когда он погружался в нее. Тело Люси помнило и молило о его теле.

Никакого позора…

— И никакого будущего, — сказала она.

Посмотрите на ее родителей.

— Напротив, — сказал он. — Я могу дать тебе жизнь лучше той, что ты оставила. Я был бы предан тебе. Не было бы других партнеров ни для кого из нас, пока ты жива. Тебя бы здесь почитали.

Подо льдом забурлили эмоции, угрожая прорваться сквозь раковину ее самообладания. Она уловила чистый запах горящей древесины и аромат ее собственного прозрения.

— Почитали? — ее голос сломался.

— Конечно. Ты — дочь Атаргатис, — сказал Конн и этим разбил ей сердце.

— Я не хочу быть почитаемой, — она бросалась в него словами. — Я хочу быть…

— Что? — его глаза были острыми и блестящими, как стекло.

Она еще раз глубоко вздохнула, почти рыдая.

— Всю свою жизнь, я воображала, что буду необходимой. Ждала, когда я стану нужной. Мечтала о том, что буду любимой за то, кто я.

Она подняла глаза и посмотрела на него.

— А не быть оттраханной из-за того, кем была моя мать.

Ее преднамеренная грубость поразила Конна, как удар. Он соскочил с кресла и возник перед ней прежде, чем она смогла вздохнуть. Не касаясь. Никогда. Но, наклонившись так близко, что он держал ее в клетке своих рук, опирающихся на ручки ее кресла, подавляя своей близостью, высасывая ее волю.

— Я хочу тебя, — выдавил он сквозь зубы. Его твердое лицо вырисовывалось над ней, гипнотизируя своей энергией. — Никогда не сомневайся в этом. Я хочу входить в тебя так глубоко, так сильно, так часто, как только смогу. Я думаю о том, как возьму тебя на лодке, на пляже, на кровати, у стены. Я хочу почувствовать, как ты распадаешься на части вокруг меня, когда я наполню тебя своим семенем.

Его откровения сделали ее слабой. Горячей. С трудом сглотнув, она задрала подбородок.

— Ты хочешь секса.

— Не только секса, — в его тоне была неясность угрозы или обещания.

— Правильно. Ты хочешь меня обрюхатить.

Он подался назад, его светлые, проницательные глаза исследовали ее лицо. Она вынудила себя выдержать его пристальный взгляд, этот жар съел весь кислород между ними. Она не могла дышать.

— Я хочу дать тебе детей, — сказал он. — Детей, которые любили бы тебя. Нуждались бы в тебе, как и я.

Ее сердце сжалось. Она сжала руки вместе на своих коленях, чтобы сдержать свою отчаянную тоску. Он не мог дать ей то, чего она хотела. Она не могла быть тем, в ком он нуждался.

— Из-за какой-то сказки о моей матери.

— Потому что мои люди умирают, — его тон был резок. Его решительный взгляд пронзил ее сердце. — Ты обещаешь жизнь.

Он оттолкнулся от ручек ее кресла и шагнул к окну. Очертания его головы и одиноких плеч были обрамлены камнем и обрисованы в ночи. Бескомпромиссная линия его спины заставляла ее хотеть плакать.

Она с усилием сглотнула.

— Я думала, что вы бессмертны.

— Да. Но совокупность лет вдали от Убежища ослабили наши человеческие тела. Страх перед старением ведет нас к морю, пока мы не теряем желание и, наконец, способность к трансформации. Старейшие из нас больше не могут говорить, действовать, думать как рациональные существа. Мой собственный отец… — Конн прервался, уставившись в потемневшее окно.

Ее ум изо всех сил пытался осмыслить.

— Твой отец? — мягко подтолкнула она.

Напротив темного окна плечи Конна были неподвижны.

— Мой отец, Ллир, скорее отрекался от Убежища, чем правил им. Он ушел под волну, чтобы никогда не возвратиться. Это — то, как мы это называем, это — то, что мы говорим, когда один из нас оказывается соблазненным морем. И каждый раз, когда это происходит, наше количество уменьшается еще на одного.

Его холодный тон открыл пропасть в ее груди. Они оба были разочарованы и оставлены своими родителями. Это не означало, что она могла помочь ему. Или что она должна попробовать.

— Тогда ты теперь вроде как король.

Его спина, казалось, напряглась даже больше.

— «Вроде как» король? — он повторился. — Да.

— Значит, должно быть что-то, что ты можешь сделать. Что-то еще.

Кроме как сделать меня беременной, подумала она.

— Однажды мы могли делать больше, — сказал Конн, все еще не оборачиваясь. — Еще до времен моего отца, наша кровь была гуще, наши способности были сильнее, прежде чем море ослабло, и наших людей стало меньше. Наша эра уходит. У нас больше нет такой власти, — в его голосе была горечь. — У меня нет такой власти.

Что, очевидно, не мешало ему брать на себя ответственность. Она хотела негодовать на него за то, через что он был готов заставить ее пройти. Но она также и восхищалась им.

— А можете вы… У вас могли быть другие дети, — сказала она.

— Немногие, слишком немногие, понесли. Наши ряды истощаются, как и наше волшебство ослабевает. Ни одного ребенка не родилось от родителей селки за последние сто лет, — он повернулся, его лицо резко очерчено, как зимний лед. — Я собрал человеческих подопечных, детей, родившихся от человеческих матерей или воспитанных человеческими отцами, и привел их сюда. Их недостаточно, чтобы гарантировать наше выживание. Даже близко не достаточно. Твой брат был последним.