Скверное дело - Селим Ялкут

Подробности Шварцу еще предстояло узнать по возвращении домой. Но, можно не сомневаться, он Балабуева хорошо понимал. По родственному, по братски. Пока есть такие люди, Родина может спать спокойно. Ну, хорошо, а сам Шварц? Шварц должен томиться. На фиг ему эти минареты. Кто скажет? Муэдзин будил Шварца ровно в шесть, организм оживал неохотно под малознакомые звуки. — Кому это нужно? — Думал сонный Леня. — Хотя я согласен, Аллах велик. — Вообще, глядя на благодушных с виду турок, Леня стал как-то ближе к исламу. На первый взгляд. Но мог и изменить мнение. Были основания. На обочине площади Таксим, рядом с Монументом Независимости, там, где разворачивался старый почти игрушечный трамвайчик — стамбульская достопримечательность, дежурили бронетранспортеры и рядами строились полицейские. Против них посреди площади стояли вихрастые молодые люди и женщины с горящими от возбуждения глазами (одни глаза и сверкали, сами лица были закрыты), выкрикивали лозунги и выбрасывали вверх сжатые кулаки. Их было немного (пока, немного), но видно, что объединены они общей идеей, и не собираются отступать.

Еще Леня наблюдал шествие по оживленной улице Перы, с тем же старомодным трамваем посреди, престижной европейской улицы, чей образ складывался столетиями, и теперь сложился в место досужих прогулок и кайфа. И здесь, казалось бы, вопреки атмосфере праздности и торгашеского оживления, можно было наблюдать толпу возбужденных людей, слитых в единое целое энергией протеста и непримиримости. Сейчас они шли праздно, оглядываясь по сторонам, с вызовом ловя взгляды зевак, стоящих перед витринами дорогих кафе и магазинов. В их неторопливом движении, в агрессивной анонимности скрытых под масками лиц была сила шаровой молнии, катящей навстречу сытому, чванливому люду, поглощенному удовольствиями и добыванием денег. Какова была эта сила, ее цель и направленность, природа ее протеста оставалось для Шварца неясным, но повод для сомнений у него появился. Так ли спокойно милейшее и миролюбивое с виду турецкое общество.

Распорядок Плахова он изучил. Тот запасался едой с вечера, завтракал у себя, и появлялся из номера часам к восьми. Англичанка заходила. Но определить глубину отношений не удалось.

Вечером Леня дежурил снаружи, ожидая погасшего света в окне, что могло указать на отношения недвусмысленно. Но англичанка убиралась до темноты. А потом и сам Леня отправился спать, оставив вопрос открытым.

Вот и все, что удалось выяснить, если действовать официально, по закону. Но есть тонкости оперативной работы, о которых не принято распространяться. Поймем правильно. Иначе, чего было ехать? Замок собственного номера убедил Леню, что в скромной гостинице для него нет невозможного. На своем замке Леня поупражнялся фигурной отмычкой, скромно висящей на брелоке среди ключей. Получалось легко. Из окна Леня пронаблюдал, как Плахов вышел из гостиницы, а сам спустился на этаж ниже — со своего третьего на второй. Ковровая дорожка прикрывала скрипящие половицы. Впрочем, не так сильно они и скрипели. Главное, в коридоре не было ни души, убирать начинали с одиннадцати, и то не каждый день. Звуков было много, как полагается в старом здании, но покой они не нарушали. Леня прирос плечом к двери плаховского номера, постоял, присел, опять встал (руки все время работали, почти наугад), и дело было сделано. Много времени не понадобилось, Леня прикрыл за собой дверь, глянул в окно, сориентировался, перевел дух и, не спеша, осмотрелся. Стол, диванчик напротив, в темном углу кровать, раскрытая книга под настольной лампой. Запомнил, где, что, чтобы не нарушить и не сместить. Пиджак висел в настенном шкафу. Леня прошелся по карманам, вытащил скомканную бумагу. Разгладил. Перед ним было неудачное начало письма. По видимому, Плахов хотел выбросить, но пиджак сегодня не надел. Добыча. Леня присел к столу. Дорогая Маша. Потом шел рисуночек, в котором Леня распознал контуры Святой Софии. Видно, Плахову слова давались мучительно… Мне очень жаль, что я не могу тебе рассказать… Зачеркнуто, но Леня разобрал… Павел не должен был так поступать. И снова. Дорогая Маша. Жаль… На этом плаховская фантазия иссякла. Не густо. Не стоило и начинать. Леня повертел бумагу, положил на стол и сфотографировал. Пусть будет… Смял и уложил смятый комок назад, в пиджак.

Плаховская сумка находок и открытий не принесла. Кровать была заправлена предельно небрежно. На тумбочке рядом с кроватью лежала малоприметная книга. Материалы по истории Византии. Конференция. Та самая, во время которой произошло ЧП. Рядом с книгой фотография. Вернее, портрет. Может быть, с натуры, а может, иначе. Мужчина был какой-то несовременный. Сейчас таких гордых красавцев даже в кино не часто увидишь. Леня повертел фотографию. Открытое лицо, рубаха с высоким отложным воротником. Явно, из какой-то другой жизни. Или ловко прикидывается, алиментщик какой-нибудь (похож), хмырь курортный (и такое может быть). На обороте английский текст, столбиком. Возможно, стихи. Объясниться на английском Леня мог, но чтобы прочесть и понять — это не про него (как и не про многих других). Леня сфотографировал картинку с обеих сторон. Нужно будет дома проверить по картотеке. Может, и до этого красавца доберемся. Еще поискал, оглядел углы. Ничего не обнаружил. Присел к столу посреди комнаты. Приподнял убогую скатерку, провел рукой под низом столешницы. Поискал, подумал, еще раз осмотрелся. Принял решение. Выудил из кармана приспособление, еще раз нагнулся и укрепил его под столом. Пусть простоит денек.

Можно было уходить. Леня так и поступил, еще раз внимательно оглядевшись. Заурчал холодильник. Леня заглянул и в туда. Пусто. Так он отметил.

— Не забыть забрать жучилу. — Приказал себе Леня. Прислушался. За дверью было тихо… — Для первого раза хватит.

Проблем с замком не возникло. Остальной день Леня провел неподалеку от экспедиции. Теперь, после знакомства с Карапузом, попадаться землекопам на глаза было совсем неразумно. Но Леня и не попадался. Выждал время и проследовал за Плаховым. Тот спустился к Золотому Рогу, зашел во Влахерну. Низенькая, вытянутая в линию часовня на месте знаменитой византийской церкви. Императоры когда-то здесь молились перед походами, принимали судьбоносные решения. А теперь белый домик с крестиком, только и всего. Дворик с отцветающими розочками, квадратный прудик, фонтанчик, столики под тентом, креслица… Только разгуливающие кошки, а так — все в прошлом. Но содержится аккуратно. Чисто, покрашено, побелено, икона Богоматери над воротами. В этих краях иначе не проживешь, зато минарета нет, как охранника на суде рядом с бесправным арестантом. Иначе здесь нельзя, так время распорядилось.

Плахова Леня обогнал и дожидался его у себя в номере. Включил устройство, открыл банку с колой (Леня решил себя побаловать) и уселся ждать.

Вот и Плахов с англичанкой (куда же ему без нее). Разговор начался еще по пути. Женщина спросила воды. Слышно, как хлопнула дверца холодильника (работал жучила). Леня наверху хмыкнул. — Нет там ничего.

Но, видно, принесли с собой. (Слышен был звук льющейся жидкости.) — Уверяю, вы займете достойное место. — Продолжала англичанка. (Как по-русски шпарит зараза. — Отметил Леня.) Каталоги, архивы, увидите все это по-другому. Вы сами говорите, наука в России умерла. Толпы сумасбродов доказывают друг другу свое мессианство. Власть захватили недостойные люди. Это ваши слова. Вы просто губите собственную жизнь. Вам не жаль?