От грозы к буре - Валерий Елманов

– Они тоже не дураки. Опасаются, – пояснил Маньяк. – Так что в церкву на светлую заутреню завсегда идут, вот токмо к алтарю спиной поворачиваются во время службы. На том их сразу и видно.

– Но этого же не утаишь, стало быть, видят все. Для колдуна еще хуже получится.

– Да ничего не получится, – перебил его досадливо Маньяк. – Никто не видит, как он спиной к алтарю стоит, потому как морок напускает.

– Прямо в церкви? – удивился Константин.

– Подумаешь, – насмешливо хмыкнул его собеседник. – Да ежели хочешь знать, то по ночам что церкви, что часовенки всякие – самое любимое место для нечисти. Ты про колокольного мужика[61]слыхал?

Константин повинился, что ни разу не доводилось.

– Ну и напарничка мне Перун послал, – ехидно заметил Маньяк и кратко рассказал про очередную нечисть, заверив под конец, что сам он видел его лишь два раза, после чего тот больше жителей этой деревни не беспокоил.

– А про болотника тебе ведомо? – не унимался Маньяк, явно гордясь своими познаниями.

Константин уныло вздохнул.

– Наверное, он на болоте живет? – робко предположил, ориентируясь по названию.

– Точно, на болоте. А более всего любит не в мужика простого али там в купца какого, а в монаха оборачиваться. Сам седой, а лицо желтое такое и широкое. Кто ему доверится, того он прямо в трясину и заманит. А как ему не поверить – монах ведь.

За разговорами дошли до леса. Темнота сразу сгустилась, став какой-то мрачной и враждебной.

– А обходной дороги нет? – поинтересовался Константин как бы невзначай, не желая показаться трусом и в то же время инстинктивно чувствуя впереди что-то страшное и злобное.

Маньяк вновь забежал вперед, остановился и пристально посмотрел на князя, а потом, как ни странно, похвалил его:

– А ты молодец. Чуешь. Теперь веришь, что я тебе правду сказывал, будто здесь нечисть развелась за последние лета? Ну ладно. Ты сейчас со мной, так что не боись. А что опаску имеешь – в том стыда нету. Это даже хорошо. Сторожиться[62]в любом деле надобно, а кое незнаемо – тем паче. Токмо с умом.

– А с умом это как?

– Воли своей опаске не давать, – пояснил Маньяк. – В руках ее держать. Зажал и держи – пущай попискивает, знак подает, чтоб сторожился, значит. А ежели отпустить страх свой, так он такой вой подымет, что от единого его крику на край света убежишь. Знаешь что, – решил Маньяк, снова прибегнув к излюбленному методу размышления и вволю начесав свой затылок. – Ты меня за руку держи. Тут тропка ровная, да на ней как ночь, так всяких веток да сучьев видимо-невидимо появляется. Лешак балует, – пояснил он буднично.

– Неудобно как-то. Что я, дите малое, – усомнился Константин.

– Зато, ежели один споткнется, другой упасть не даст. А то я жуть какой спотыкучий, – пожаловался Маньяк, проявив несвойственную ему деликатность и великодушно делая себя крайним.

Шита была эта ложь белыми нитками, но зато неудобство и стыд у Константина почти пропали, и он, крепко ухватив за руку своего опытного товарища, устремился было вперед, но ведьмак его вновь притормозил.

– Тут вот еще что, – голос напарника звучал тихо, но отчетливо. – Ежели чуешь, что падаешь, то на тропку старайся брякнуться. А голоса заслышишь – ответа не давай. Надо будет, я сам с ними речь вести стану. И вообще помалкивай. Иное как раз на голос человеческий идет. Да и сам лес не больно-то его любит.

– Понял, – только и ответил Константин, и они вновь двинулись в путь.

Шли не быстро, но и не медленно, спокойным ровным, шагом, почти без остановок. Спотыкаться и впрямь доводилось, но все больше Константину. Правда, до падения дело не доходило. Крепкая рука Маньяка надежно удерживала князя от вспахивания носом лесной травы.

– Дивись, княже, на Белое Пятно, – еле слышным шепотом произнес ведьмак, остановившись и указывая куда-то влево. – Страшное оно. С виду так себе, но все сжирает бесследно и даже костей не выплевывает. Зверь ли, человек ли – ему все едино. Одно хорошо – с места почти что не сдвигается. Тут главное – близко к нему не подходить, и все хорошо будет.

Константин пригляделся повнимательнее и чуть не ахнул. Метрах в двадцати от него белело то самое… веретено, которое почти год назад чуть не утащило его вместе с друзьями обратно в двадцатый век. Ну точно оно – и форма совпадает, и цвет, и вращается немного, причем с такой же скоростью. Словом, абсолютное сходство.

– Господи, как же так-то? – растерянно прошептал он.

– А вот его имечко ты лучше здесь не поминай, – сразу остерег Маньяк. – Очень уж они этого не любят.

– Кто они? – уточнил князь.

– Местные, что здесь живут, – пояснил ведьмак.

– Пугаются? – осведомился Константин.

– Если бы, – недобро ухмыльнулся Маньяк. – Скорее звереют. Злоба у них какая-то появляется, и ненависть тоже.

– К кому?

– Да к тому, кто сказал его.

– А… крест? – спросил князь и тут же опасливо – не забыл ли надеть – нащупал его на груди, под рубахой.

Скепсис его с каждой минутой отползал куда-то вглубь, а свободное место заполнялось уверенностью, что здесь, в этих местах, и впрямь возможно все, и даже еще чуточку сверху. Подумалось также, что лучше, наверное, крест наружу вытащить, тогда и толку с него больше будет. Ведьмак молчал, и Константин переспросил:

– Боятся они креста?

– Ты же не святой, – лаконично ответил Маньяк. – Тут главное, чтобы вера была о-го-го. А так с него проку… – Он, не договорив, пренебрежительно махнул рукой и скомандовал все тем же еле слышным шепотом: – Ну, пошли. Самое страшное пройти осталось, – и предупредил: – И молчи, главное, княже. Чтоб ни узрел – молчи. Тогда спасешься.

Они двинулись дальше. Тропинку, совершенно невидимую в кромешной тьме, Маньяк каким-то чудом угадывал, но об узловатые корневища, которые то и дело попадались Константину под ноги, князь по-прежнему спотыкался столь же часто, каждый раз с трудом удерживая равновесие.

Споткнувшись в очередной раз, Константин взвыл от боли и чертыхнулся вполголоса. Маньяк угрожающе засопел, но ничего не сказал, зато немного впереди тут же послышались голоса. Звучали они неразборчиво, и ни одного слова нельзя было понять. Оба путника застыли на месте. Голоса понемногу приближались. Было в них что-то настолько злобное, что у Константина даже мурашки по коже побежали.