Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту - Мишель Фитусси

В отличие от брата Хорес — обожаемое дитя. Елена с первого взгляда привязывается к нему всем сердцем. Он навсегда останется ее любимчиком, ненаглядным сыночком, которому все будет сходить с рук. Впрочем, это и в самом деле чудесный малыш, веселый и послушный, с которым сразу же хочется повозиться. С ним Елена открыла для себя радости материнства и никогда больше от них не откажется.

Подрастая, Хорес становился все более ярким и обаятельным, а Рой, старший, — более застенчивым и замкнутым. Мать никогда не упустит случая сравнить их друг с другом: плохой сын и хороший, умница и трудяга. На людях она не раз ставила бедного Роя в тупик, спрашивая, почему он не такой сообразительный, как младший, пугая этим вопросом обоих. «Разделяй и властвуй» — завещанная Макиавелли тактика всегда приносила результат. В делах Мадам всегда с успехом пользовалась ею, восстанавливая одних служащих против других. Но никто не предостерег ее, что в области воспитания эта тактика может принести побочные эффекты. Впрочем, трудно предположить, что она кого-нибудь бы послушалась.

Словом, вся ее нежность принадлежит Хоресу. Елена особенно привязана к младшему, потому, что в полгода няня уронила его и он сильно стукнулся головкой. Никаких физических повреждений от несчастного случая замечено не было, но Елена объясняла все выходки сына даже во взрослом возрасте и его своенравный характер этим случаем.

— Что поделаешь, — говорила она со вздохом, — если Хорес у нас «чокнутый».

Мать баловала мальчиков и почти не уделяла им внимания. Эдвард делал все, что мог, стараясь, чтобы дети ощущали ее присутствие, но его усилий оказалось явно недостаточно. Всю свою жизнь мальчики будут искать тепла, внимания, любви, которыми обделила их Елена. У нее не было ни малейшего представления о детской психологии, и она таскала их за собой, сама беспрестанно переезжая: Лондон, Париж, Нью-Йорк. Дети были окружены штатом нянек и воспитателей, мать звала их, когда хотела побыть с ними, и отсылала обратно играть, как только они ей надоедали. Со временем дети приспособились к матушке-сквозняку, как приспосабливаются ко всему на свете.

Эдвард по-прежнему пытался умерить сумасшедший рабочий ритм Елены и просил ее после рождения Хореса хоть немного отдохнуть. На несколько недель Елена отвлеклась от работы, но тем деятельнее занялась переустройством и украшением загородного дома «Solna». Не так давно она увлеклась творчеством Эли Надельмана, многообещающего скульптора-поляка, с которым случайно познакомилась на выставке его произведений в одной из галерей на Бонд-стрит. Уроженец Варшавы, Надельман после недолгого пребывания в Мюнхене поселился в Париже. У него приятные манеры, он очень талантлив, но Лондону не пришлись по вкусу его работы. Выставка терпит фиаско. И тут Елена покупает все его скульптуры, совершив сделку анонимно. Кто был его покупателем, скульптор узнает только много лет спустя.

Покупать сразу много, чуть ли не «оптом», станет у Елены привычкой, порой в ущерб качеству товара. «Я привыкла покупать помногу», — часто повторяет она. Но насчет талантливого скульптора она не ошиблась. Его влияние на современное искусство окажется очень значительным, хотя признан он будет только после своей смерти в 1946 году.

Елена и Надельман подружились. Для «Solna» она заказала ему мраморные барельефы, которые он высечет на стенах залов для приемов. Их сотрудничество продлится долго, их имена станут неразделимы, его скульптуры будут украшать салоны Рубинштейн в Париже и в Нью-Йорке.

Пристрастие к искусству, которое еще не вошло в моду, — после войны это пристрастие проявит себя еще ярче, — свидетельствовало о присущей Елене тяге к красоте. «Окружавшие меня произведения искусства противостояли моим заботам, и поэтому я стремилась все украсить вокруг себя. Я заботилась о своем душевном здоровье», — писала она. Деньги позволяли ей удовлетворять свою страсть. Пристрастия Елены, сформированные по большей части мудрыми советами Эдварда, который знал все обо всем, сконцентрировались в основном на авангарде.

Однако Елена так же, как ее друг и наставник Поль Пуаре, любила учиться сама. Она ходила на выставки, посещала мастерские художников, слушала разговоры, читала журналы, зорким взглядом изучала каждый дом, куда бывала приглашена. Часто она увлекалась новым талантом, превращая его в гида, который открывал ей то, чего она еще не знала.

Всякий раз приезжая в Париж, Елена обязательно обходила мастерские знаменитых художников, не пропускала она и осенние Салоны, где выставлялись таланты, которые она начала ценить, — Матисс, Дерен, Пикабиа, Модильяни. В 1908 году Елена заказывает свой портрет Полю Эллё, портретисту, изображавшему дам высшего света. Выбор говорит о желании слыть своей в той среде, где Мадам всеми силами хочет закрепиться. И еще о желании сообщить о своей принадлежности к высшим сферам клиенткам, которые посещают ее салон, где она всегда будет развешивать самые лучшие свои картины. Этот портрет — свидетельство ее принадлежности к высшему свету. Он положит начало ее обширной коллекции портретов, потому что писать ее будут Сальвадор Дали, Мари Лорансен, Рауль Дюфи, Кристиан Берар и другие не менее замечательные художники.

В своих художественных предпочтениях Елена не фанатична и не стремится к исключительности. Она не отворачивается и от «дурного вкуса», если находит в нем «чутье и подлинность». Зачастую она выбирает вещи необычные, причудливые, даже уродливые с точки зрения общепринятых критериев, по-прежнему значимых для большинства публики. Ту же широту взглядов она пропагандирует и в области женской красоты, повторяя, что любое лицо красиво, если только в нем есть характер. Больше всего она ненавидит слащавость, банальность и эпигонство.

Среди наставников Елены — художник и скульптор Джейкоб Эпстайн, близкий друг Эдварда. Он знакомит ее с новыми тенденциями в художественном творчестве, открывает искусство первобытных народов. Этим искусством в то время интересуются немногие, и среди них Матисс, Дерен, Вламинк. Елена и тут оказывается среди первых, красота для нее вовсе не из области дежавю. Она умеет и в «неискусном» искусстве разглядеть сокровище. Вполне возможно, долгая жизнь в Австралии, где ей часто приходилось видеть изделия аборигенов, которые тогда никак не могли ей прийтись по вкусу из-за своего крайнего авангардизма, все же приучила ее глаз к подобным творениям.

Аукционы, на которых продаются примитивы, устраиваются чаще всего в Париже. Эпстайн ездит туда реже Елены и обычно просит ее туда зайти вместо него. Он приезжает в «Solna», привозит с собой каталоги Дрюо с рекламой аукционов, показывает маску Бауле, статуэтку Бамбара. Елена учится очень быстро. Проходит немного времени, и скульптурная пластика разных этносов — из Мали, Конго, Сенегала — уже не составляет для нее тайны. Когда цена за фигурку переваливает за предел, назначенный Эпстайном, Елена покупает ее для себя.

Так вещь за вещью она начинает собирать свою весьма примечательную коллекцию, которая с годами будет все расти и расти. Друзья вокруг удивляются. Как может женщина, посвятившая свою жизнь красоте, окружать себя такими уродцами? Но Елена упорствует в своем пристрастии. И не ошибается. Очень скоро примитивное искусство входит в моду, и, быть может, даже слишком широко. Грис, Модильяни, Пикассо и другие будут находить в нем источник вдохновения.