Искушение Торильи - Барбара Картленд

Торилья почувствовала слабость и опустилась в кресло.

Разве могла она предположить, что маркиз разрешит ее проблему подобным образом?

— А ты вполне… уверена? — Девушку не оставляло беспокойство о маркизе.

— Какая ты нервная, Торилья! — сказала Берил, откинувшись на софу. — Конечно, с Галленом все в порядке. Могла бы наконец понять, что он несокрушим. — И уже каким-то вкрадчивым голосом добавила:

— Интересно, что сэр Джоселин наговорил ему обо мне? Чарлз не сомневается, что тот употребил самые непочтительные выражения, — иначе не было бы повода для дуэли.

Она вздохнула.

— Наверное, я никогда не узнаю этого, потому что Галлен мне ничего не расскажет.

— А ты его видела?

— Кого… Галлена? — спросила Берил. — Кажется, он у себя дома, а мне без сопровождения неудобно идти туда!

Она говорила это полушутливым тоном и вдруг перешла на серьезный.

— Только ни слова маме! Ты знаешь, как она тревожится за мою репутацию, а это нехорошо, когда из-за тебя дерутся на дуэли.

— Я не скажу, — пробормотала Торилья.

Слезы облегчения подступили к ее глазам: маркиз не получил серьезных ран.

А если бы сэр Джоселин смертельно ранил его? А если бы он погиб?

Надо выбросить эти мысли из головы!

С маркизом ничего не случилось, а значит, ей следует успокоиться, хоть он и рисковал из-за нее.

— Ну теперь я, кажется, испытала все, — заключила Берил. — Мужчины чуть не дрались из-за меня, но до дуэлей еще не доходило. Будет о чем рассказать внукам.

Торилья поежилась от ее фривольного тона. Па месте Берил она, отринув всякие приличия, отправилась бы к маркизу.

Берил поднялась с софы.

— Надеюсь, из этого не следует, что Галлен не возьмет нас сегодня в оперу. Мы как раз приглашены в ложу принца-регента.

— Мы? — удивилась Торилья.

— Ну конечно же, приглашение относится и к тебе, моя дорогая. Принц наговорил мне столько лестного о тебе! Когда опера закончится, мы поедем ужинать в Карлтон-Хаус.

Торилья взглянула на неоконченное письмо отцу.

— Берил, — сказала она тихо, — ты действительно… хочешь, чтобы я осталась до твоей свадьбы? А я считала бы своим долгом… вернуться к папе.

— «Ты сошла с ума! — воскликнула Берил. — Конечно же, ты должна остаться до моей свадьбы. Ты же моя подружка и прекрасно знаешь, что мне будет не до веселья, если тебя не окажется рядом. С кем я тогда посмеюсь надо всеми?.. Кто подметит забавную сторону происходящего?

Торилья едва вымолвила:

— Я… останусь, если это тебе… нужно, дорогая. Это была… просто мысль.

— Очень глупая, — заметила Берил. — Теперь, когда ты вернулась в мою жизнь, я не намерена вновь потерять тебя, и если ты не будешь возражать, сама напишу твоему отцу.

Она улыбнулась.

— Я напомню дяде Огастесу, что священникам не к лицу эгоизм, а если он вздумает отобрать тебя у меня, это будет очень-очень эгоистичный поступок.

Помахав ручкой, Берил покинула комнату, а Торилья закрыла лицо руками.

С ужасом думая о том, что маркиз мог быть ранен, она еще более осознала безграничность своей любви к нему.

Вчера, после бала, она не могла уснуть до рассвета, испытывая то неземное блаженство, — ведь он признался ей в любви, — то адские муки: ведь им не суждено соединиться, потому что Берил подобно огненному мечу разделяет их.

Торилья не могла допустить, чтобы их с маркизом любовь оказалась бесчестной, Они посягнут на ее божественную суть, если ранят Берил и построят свое счастье на ее беде.

Поэтому девушка не могла позволить маркизу совершить бесчестный поступок.

Однако, вращаясь в свете, Торилья сделала вывод из своих наблюдений: любовные дела маркиза бывали достойны порицания, и тем не менее он никогда не позволял себе нарушить неписаный кодекс чести джентльмена.

И поскольку он не мог сплутовать на скачках и в картах или подобно сэру Джоселину выстрелить на дуэли раньше счета, то не мог и отказаться от брака с Берил.

» Я люблю его таким, каков он есть, и неспособна неблаговидным поступком бросить тень на человека, достойного восхищения, самого щедрого и великодушного «, — думала Торилья, вспоминая, как он преобразил Барроуфилд.

Хэвингэм не стал извиняться за свое пренебрежение к делам шахты, а сразу осудил себя и немедленно исправил ситуацию.

Он сказал, что отец ее удовлетворен, значит, уже не остановится на сделанном и вскоре добьется, чтобы условия труда на его шахте стали самыми лучшими в Южном Йоркшире.

Берил сообщила, что по совету докторов маркиз не поедет в оперу, но Торилья усмотрела в этом скорее личные причины.

Им обоим теперь следовало с осторожностью относиться к тому, что было произнесено в уединенном будуаре. Встречаться на публике, не обнаруживая своих отношений, было бы очень сложно.

И в последующие дни Торилья видела маркиза лишь в присутствии посторонних и ни разу не оставалась с ним наедине.

Но они так чувствовали друг друга, что, даже мельком заметив Хэвингэма в противоположном конце людного зала, Торилья понимала, как он страдает.

Маркиз выглядел похудевшим, редкие морщины на его лице углубились, как бы воплощая внутреннюю боль.

Случайно она узнала от грума, что маркиз загоняет своих лошадей до изнеможения.

Торилья и сама не могла более наслаждаться сытными трапезами, как прежде, когда она только приехала на юг. День свадьбы приближался, и Берил уже начала беспокоиться.

— Что с тобой происходит, Торилья?

Ты так исхудала, что мои платья мешком висят на тебе. Если это не прекратится, мы вынуждены будем перешивать и твое платье для свадьбы.

— О, оно превосходно сидит на мне! — возразила Торилья, умолчав, что она уже ушила талию на два дюйма.

Торилья должна была благодарить тетю за прекрасный подарок. Но сейчас девушка видела в нем мрачный покров, упрятавший ее последние надежды на счастье.

Она уже решила, что после свадьбы уедет на север и никогда не вернется сюда.

Она просто не в силах будет видеть маркиза без жгучей ревности и горечи.

Каждую ночь Торилья молила Бога, чтобы Он избавил ее и от того, и от другого чувства.

» Я люблю их обоих, — твердила она себе. — Я хочу, чтоб они были счастливы.

Помоги же мне. Боже, и любовь моя победит все остальные чувства. Помоги же мне, помоги же мне. Господи!«

Это был крик испуганного ребенка, и она на самом деле боялась, ибо ее тело и душа стремились к маркизу.

Она тосковала по нему так отчаянно, что временами едва не теряла самообладание.