Темная сторона российской провинции - Мария Артемьева

Днем Максим подстрелил утку. И тут же Кирилл накинулся на него за это с упреками.

— Нам еще три часа по жаре шлепать, а ты свою убоину сейчас в лодку кинешь, чтоб мы кровищу нюхали? Я этот запах не переношу. Зачем было до привала стрелять? Торопишься куда, Чингачгук?

Утка еще трепыхалась, еще била крылом по воде, пытаясь уплыть, скрыться с того места, где ее догнала пуля. Словно ей невыносимо было слушать споры охотников о целесообразности ее смерти.

Кирилл настаивал, и Максим, подобрав с воды подбитую утку, выкинул ее на берег. Тушка шлепнулась в песок, голова птицы мотнулась и глухо стукнула о случайный камень.

Пока лодка отплывала, Алеша, замерев, смотрел в иссиня-черные глаза птицы — как они подергиваются, затягиваются белесой пленкой и постепенно стекленеют. Мальчишка впервые наблюдал, как кто-то умирает, и от этого зрелища его кинуло в дрожь.

Когда, наконец, он оторвал взгляд от мертвой утки и перевел его выше, на темную, ощерившуюся пасть леса на берегу, на частокол деревьев, ему показалось, что между стволами, в тени, качнулись ветки. Кто-то следил за лодкой с берега и скрылся, выпустив отведенные в стороны еловые лапы. Алеша присмотрелся внимательнее, но так ничего и не разглядел.

«Показалось», — решил он и промолчал. А чего говорить-то? Подумают еще — трус, мерещится со страху всякое. На смех подымут. Нет уж, обойдется.

В конце дня на всех навалилась усталость. Поставив лагерь, поужинали и легли быстро. Алеша слышал, как первым засвистел носом Кирилл, за ним запустил рулады Олег. А как храпит Максим, Алеша не услышал, потому что его самого сон сморил скорее.

Но заснул он не крепко: что-то внутри все время оставалось в полном сознании. Как будто в тайге возродился в нем дикий первобытный предок, который не желал оставлять Алешу расслабленным, в беззащитном положении, и он-то бодрствовал, пребывая постоянно рядом и настороже.

Едва что-то завозилось возле палатки, Алеша дернулся и нащупал в изголовье фонарик, специально приткнутый там с вечера под рюкзаком.

Положив палец на кнопку фонарика, мальчишка замер в темноте, прислушиваясь, стараясь разобрать, откуда доносится шорох — снаружи, из лесу?

А что, если в палатку забралось какое-то животное? Мышь или змея.

Или что-то… похуже?

Включится сейчас фонарик, и прямо перед глазами — рожа. Окровавленная. Рот открыт, зенки пустые вылуплены. Или нет — выткнуты. В глазницах черно. И кровь капает на пуховый спальник. Запуганный собственной фантазией, Алешка лежал, тараща глаза в темноту, и не решался зажечь свет.

Справа от него громко сопел Олег, слева Максим, ближе к левой стенке — наверное, Кирилл?

«А вдруг не они?» — скользнула мысль, и Алешку прошиб пот.

Ну да. В темноте же ни черта не видно. Мало ли кто лежит тут рядом, в палатке? Может, остывающие трупы? Или просто чужие люди. Которые только притворяются спящими.

Руки у Алешки вспотели, в глазах защипало. И вдруг что-то шмыгнуло рядом с его ногой.

Алешка заорал и пополз куда-то, отбрыкиваясь.

Существо вцепилось в его ногу. Сдавило лодыжку мертвой хваткой и, безжалостно царапаясь когтями, пыталось схватить за другую.

Алешка рвался, визжал и колотился изо всех сил.

Днище палатки лопнуло и расползлось, черным горбом поднялась земля. Она сыпалась и проваливалась, и Алешка уходил в нее все глубже — в черную жирную почву, в сплетения корней, к червям. В могилу.

А кто-то стоял сверху и смотрел, как он бьется. Какая-то женщина.

Задохнувшись, Алешка в ужасе распахнул глаза. Ночи не было.

Утреннее солнце золотило крышу палатки. Через поднятый полог внутрь заглядывал Олег, с озабоченным видом рассматривая малолетнего шурина.

— Алексей! Ты чего разорался-то? Случаем не лунатик? — усмехнувшись, сказал он. — Давай поднимайся мигом. Ребята уже на реке.

Алешка выпростал ноги из спальника, в котором основательно запутался, воюя с кошмарами. И тут открылось, что на ноге у него четыре свежие ссадины.

— Где это ты так до крови ободрался? — удивился Олег. — Или комара раздавил?

Алешка пожал плечами. Царапины саднили кожу.

* * *

— Эй, что за хрень? — Крик Багра разорвал тишину леса так внезапно, что старик Кравцов вздрогнул. — Что там за хрень, говорю?! — визгливо, по-девчачьи, голосил недавний зэк, тыча правой рукой в воздух.

Обычно они шли другим порядком: старик впереди, указывая дорогу, а Багор с наплечным мешком позади.

Но такое положение Багру не нравилось. Раздражало мотаться за чужой спиной — слишком похоже на недавнее хождение строем в колонии. А он торопился забыть обо всем, что связано с зоной. Поэтому вылез вперед и радовался свободе.

Теперь он бы предпочел, чтобы старик Кравцов первым наткнулся на странное зрелище. Нервы некстати сдали. Багор опасался теперь за свой авторитет.

Хотя, возможно, тут у любого поджилки бы затряслись: в черном провале между двумя елями возникло красное лицо. Кровавая маска без глаз. Вместо глаз — сучья сухие воткнуты.

Преодолевая дрожь в коленках, Багор подошел поближе и нервно захихикал, блестя фиксой. Красное лицо оказалось нарисованным на ободранном, без коры, кусочке ствола лиственницы. Сучки были обрубками старых, оструганных веток самого дерева.

Соседние деревья тоже разрисованы какими-то знаками.

Багор перевел дыхание.

— Это что за хрень? — спросил он Кравцова. Старик подошел глянуть.

— Откуда я знаю? — ответил он, хмурясь и оглядываясь по сторонам.

— Ты мне сказочки не мастырь — я тебе не городской лошок, — сказал Багор и вытащил из кармана нож-выкидушку.

Если смотреть с тропы, возникала полная иллюзия, что чье-то окровавленное лицо с сучками в глазницах висит прямо в воздухе, в черной тени между стволами.

— Может, это местные ваши тут шаманили? Чукчи, — сказал Багор.

— Манси, — поправил старик.

— Манси, ханси — один хрен, — огрызнулся зэк. — Ты меня понял. Ведь это они?

— Откуда мне знать? — сказал старик, обводя глазами место. — Мало ли что тут по лесу шастает? Может, они.

Это неопределенное «они» Багру страшно не понравилось. Больно зловеще звучало посреди глухой тайги.

Багор потыкал ножом, поковырял «лицо» на дереве. Усмехнулся — ничего себе, хитрая обманка.

— Лучше не трогай, — предупредил Кравцов.

Багор оглянулся. Старик тревожно крутил головой, стоя в двух шагах от тропы.

А за его спиной, в глубине леса, стояла какая-то девка. Багор не успел разглядеть ее лица — заметив, что он ее видит, она отвернулась и по-змеиному скользнула за ближайшую ель.