Пляска смерти - Лорел Гамильтон

Но я слишком была еще тесно связана с ее разумом и знала:выбора у нее не было. Она делала вид, что уходит по собственной воле, но этоЖан-Клод ее прогнал. И последнее, что ощутила я от нее – сожаление. Она оставляламне всех этих мужчин, а ей они были недоступны.

Я будто всплыла из-под воды, ловя ртом воздух. На мнеостались только трусики и лифчик, костюм с меня сорвали. И вместе с юбкой исчезпистолет с кобурой. На Жан-Клоде из одежды тоже мало что осталось.

– В действиях вашей линии вампиров бывает что-нибудь,не связанное с раздеванием?

Он засмеялся, тем своим прекрасным, ощутимым смехом. И нетолько я на него среагировала – Огги вздрогнул; я почувствовала это по егорукам, держащим мои. Вот он остался в своем дорогом костюме, даже галстук несбился. Изумительно он себя вел.

Я оглядела комнату – она была пуста, только Ашер стоял рядомс наружной дверью, а Реквием – возле той двери, что вела дальше в подземелье.Ашер с золотыми волосами, скрывавшими те шрамы, что оставила ему Церковь, когдаиз него пытались святой водой выжечь дьявола. И Реквием – высокий и бледный, аволосы почти такие же темные, как у меня или Жан-Клода. Лицо его украшали усы иаккуратная бородка. Только сегодня у него был такой вид, будто его по скулекирпичом двинули. Оба они держали руки вверх и в стороны. Я чувствовалаисходящую от них силу. Как я поняла, это был вампирский эквивалент круга силы,чтобы не выпустить ardeur и воспоминания. Не дать им разойтись.

Обмякнув в руках Жан-Клода, я сжала руки Огюстина. А в мозгуу меня что-то прошептало: «Так это был не единственный раз?» Чья это быламысль, моя – или ее? Я не знала, да и без разницы это было, потому что вопроспрозвучал.

И меня бросило в гущу воспоминания, от которого яскрюченными пальцами стала когтить воздух. Лежащий сверху Огги вдавливалЖан-Клода в постель.

– Non, ma petite, non!

Тело Жан-Клода прижалось ко мне всей своей прекраснойнаготой, но этого было мало. Это не сила Белль давила на меня. Она поняла то,что я лишь недавно сама узнала: я умею одалживать силу других вампиров, еслиони используют ее против меня. Некоторые виды силы держались дольше других,некоторые уходили сразу, но вот этот не уходил. Не уходил, и избавиться от негоя не могла.

Я вскрикнула, вцепляясь в голые руки Огюстина, но это непомогло. Не помогло.

– Тогда возьми воспоминание целиком, Анита, –сказал Огги. – Увидь все.

Мы оказались в комнате – небольшой, но элегантной. Огги вкресле, Жан-Клод перед ним на одном колене, со шляпой в руке, со склоненной головой.

У этого Огги желтые волосы спадали до плеч. Одет он был всинее и серебристое, кружев слишком много – на мой вкус.

– Итак, слухи верны. Ты оставил ее добровольно.

Жан-Клод кивнул и поднял глаза.

– Это так.

Огги засмеялся:

– Ты добровольно покинул рай, когда я рыдал в аду,желая хоть последний раз взглянуть на него. – Он покачал головой,вздохнул, и веселье сбежало с его лица. – Но если ты оказался достаточносилен, чтобы оставить рай, я тебя доставлю на берег. Знаю я один корабль, икапитану его я доверяю.

– И куда идет этот корабль?

– В английские колонии. Сейчас они называютсяСоединенные Штаты Америки. Но, честно говоря, неважно, Жан-Клод, куда тебеплыть, лишь бы только прочь с этого континента и подальше от нее.

Жан-Клод снова опустил голову, и если что и было в егоглазах, показывать этого он не хотел.

– Я не могу заплатить тебе, Огюстин. Я ушел, не взявничего.

– Это будет дань твоей храбрости, ибо ты оставил рай неоднажды, но дважды. Дважды, когда я все бы отдал, чтобы его вернуть.

Жан-Клод поднял лицо, прекрасное и непроницаемое – такоелицо бывало у него, когда он скрывал свои мысли.

– Ты тоскуешь о Белль – или об ardeur'е?

– О них обоих.

– Белль я тебе вернуть не могу, но поделиться с тобойardeur'ом – в моей власти.

В мгновенье ока лицо Огюстина осветилось желанием, нуждойтакой острой, что она сверкнула в глазах, как сверкает в облаках молния. И тутже лицо стало спокойным, голода как не бывало, – но мы его видели. В этотмиг я перестала видеть комнату как парящий призрак, я оказалась в головеЖан-Клода, как была внутри него и Белль в предыдущем воспоминании.

Голос Огюстина был так же тщательно-нейтрален, как его лицо,когда он сказал:

– Это дар, Жан-Клод. Я не прочь стать тебе другом.Друзья не считаются ценностью услуг.

Мы удивились, и мы слишком долго были с Белль Морт, чтобыэтому поверить.

– Я бы отдал свое тело, чтобы получить то, что тыпредлагаешь мне бесплатно, Огюстин.

– Потому я так и предлагаю. Да, я жажду снова быть снею. Я не перестану любить ее до конца времен, но не всегда мне нравилась онаили то, что она заставляла нас делать. – Лицо его омрачилосьвоспоминаниями, но он прогнал их и улыбнулся снова. – Я бы остался с нейнавеки, делая все, что она скажет, ее добровольный раб, пусть даже я знал, чтоона – зло. Я был слишком… – он поискал слово, – …погружен в нее,чтобы даже желать себе спасения, или спасения тем, кого порабощал для нее по еежеланию. Если бы она не прогнала меня, у меня бы никогда не хватило сил уйти.

– Ты отказался выполнить ее прямой приказ. При ее дворедо сих пор говорят об этом.

Он кивнул:

– Даже для столь слабого, как я, есть вещи, которые онделать не будет.

И ощущение потери и скорби отразилось на его лице.

Мы приложились щекой к его руке на подлокотнике кресла, мыподняли глаза, глядя ему в лицо. Рука его под нашей щекой не шевельнулась,будто он даже дышать перестал.

– Позволь мне поделиться единственным моим даром сединственным моим другом.

Он постарался не выразить на лице желания, но преуспел лишьнаполовину.

– Ты не обязан это делать, Жан-Клод. Я сказал то, чтосказал. Это мой дар тебе.

Рука его напряглась – будто тело старалось сохранитьнеподвижность, а рука его не послушалась.

– Я знаю, что ты предпочитаешь женщин.

– Как и ты, – ответил Огги.

– Да, но Белль своими личными мужчинами с другимиженщинами не делится.

Огги улыбнулся – улыбкой дружеской, но не более. Она никакне отвечала растущему напряжению в руке, лежащей под нашей щекой. И голосомочень спокойным он ответил:

– Кроме тех случаев, когда она хочет, чтобы мы эту женщинусоблазнили.

Мы тоже улыбнулись.

– Ради денег, земель или политики, oui. – Мыулыбались той же улыбкой, выработанной столетиями в ее постели, столетиями ролипешек в ее великих планах. – Я единственный из ее линии, кто унаследовалardeur в полной его мощи, Огюстин, а в этой новой Америке никого нет нашейкрови.