Райская птичка - Маргарет Роум

Добравшись до своей комнаты, Линетт упала ничком на кровать и дала волю слезам, которые сдерживала весь день. Душераздирающие рыдания заглушили стук в дверь, и, только услышав голос графини, зовущей ее по имени, она сдержала очередной всхлип и попыталась успокоиться.

— Минутку! — крикнула Линетт, поспешно вытирая льющиеся по щекам слезы, потом сделала глубокий вздох, повернула ключ в замке и открыла дверь.

— Линетт, бедное мое дитя! — воскликнула старая леди и заключила девушку в свои объятия.

Глаза Линетт вновь наполнились слезами, и хотя она отчаянно сдерживалась, не смогла помешать им хлынуть водопадом по еще мокрым щекам. Графиня произносила какие-то слова утешения, нежно обнимая ее и ведя к кровати, потом усадила и, гладя худенькие, сотрясающиеся в рыданиях плечи, попыталась ободрить бедняжку:

— Не стесняйся, милая, пусть слезы вытекут без остатка, тогда тебе станет легче.

Бурные рыдания наконец затихли, и, когда девушка немного успокоилась, старая женщина ласково спросила:

— Ты расскажешь мне о своей печали?

Линетт очень хотелось довериться полной сочувствия графине, но она знала, что не может свалить всю тяжесть собственного горя на ее плечи. Чтобы старушка все поняла, ей, Линетт, придется рассказать о том времени, что они с Луисом провели вместе на острове. А ведь она дала маркизу слово, что никогда никому не обмолвится об этом инциденте. Она не сможет нанести рану этой женщине, очернив ее родного внука. Линетт только покачала головой, и графиня поняла. Пригладив взъерошенные завитки золотистых волос девушки, она тихо сказала:

— Это Луис причинил тебе такую боль, да, детка?

Линетт вновь покачала головой, не в состоянии говорить, но предательские слезы обиды опять заполнили ее глаза и ответили за нее.

— Возможно, это поможет тебе кое в чем разобраться и простить моего внука, — задумчиво начала графиня, — если я объясню тебе, что движет его поступками.

Линетт уже пришла в себя и внимательно слушала.

— Он сильно обозлился на тебя за то, что ты ушла со своим другом, месье Чемберсом, вчера вечером, — не спросила, а заявила графиня.

— Но я только хотела прогуляться…

Старая леди успокаивающе похлопала девушку по руке:

— Не надо оправдываться, милая, я отлично понимаю, что ты не виновата. Я просто пытаюсь объяснить, почему Луис был так зол… Видишь ли, его отец и мать так любили друг друга, что для ребенка в их сердцах просто не осталось места. Луис был слишком мал тогда, чтоб понять родителей. Муж моей дочери хотел, чтобы все ее внимание, без остатка, каждый час, каждую минуту, принадлежало только ему, он даже в родном сыне видел соперника. Моя Жанна как могла пыталась разделить свою любовь так, чтобы им обоим досталось поровну, но отец Луиса был слишком страстным мужчиной, он любил слишком сильно, и мальчик оказался в стороне. А когда мать Луиса умерла, отец обезумел от горя. Я думала, эта трагедия сблизит их, но Луис так и не смог заполнить брешь в жизни отца.

Графиня тяжело вздохнула, плечи ее поникли, будто на них давила тяжелая ноша. Не желая больше задерживаться на столь мучительной для нее теме, она поспешно продолжила:

— Вивьен, должно быть, рассказала тебе, что случилось после этого. Мой зять вновь женился. Его вторая жена родила Вивьен, но через несколько лет они оба утонули. И я приехала сюда, чтобы присматривать за девочкой и Луисом. Я изо всех сил старалась относиться к ним с равным вниманием, но мое сердце всегда склонялось в сторону родного внука — не только потому, что он моя плоть и кровь, но и потому, что я всегда ощущала его потребность, страстное желание быть первым и единственным для тех, кого он любит. — Она печально улыбнулась. — Возможно, если бы Луис сам мог осознать это стремление, он бы понял чувства своего отца — чувства, которые были свойственны всем мужчинам рода Эстевас на протяжении веков. Все они были горды, отважны и красивы, щедры и страстны, и все, без исключения, требовали от своих жен беспрекословного подчинения.

Наступила тишина, и Линетт беспокойно заерзала. Тогда старая леди робко спросила:

— Теперь ты понимаешь, Линетт? Луис ревновал к месье Чемберсу, но его любовь к тебе должна стать ему оправданием. Ты… простишь его теперь?

Девушка молчала. Как могла так обмануться проницательная пожилая женщина, почему решила, что ее внук влюблен? Это было выше понимания Линетт. Впрочем, Луис достиг совершенства в искусстве скрывать свои чувства… Она откашлялась и хрипло проговорила:

— Я все понимаю, графиня, и… я очень постараюсь простить его. Но пожалуйста, не просите меня увидеться с ним сейчас. Возможно, завтра… — Линетт ненавидела себя за этот обман, но сердце ее так болело, душа была такой уставшей, что у нее не нашлось сил сказать правду.

Графиня благодарно улыбнулась и встала:

— Конечно, дитя мое, ты должна сейчас отдохнуть. Завтра все забудется. Но могу ли я сказать тебе кое-что еще, прежде чем уйду?

— Да, я слушаю, — нерешительно откликнулась Линетт.

— Я рада, что усилия месье Саутерна изменить твою натуру не увенчались успехом! — Когда щеки Линетт вспыхнули румянцем, старая леди весело добавила: — Не стыдись его, девочка. Месье Саутерн открытый и искренний человек, мне он понравился. У него есть то, чему можно позавидовать… — В ответ на удивленный вопросительный взгляд Линетт она кивнула и многозначительно произнесла: — У него есть ты, моя дорогая. Милая, славная, очаровательная девушка. Именно та девушка, которую я выбрала бы сама в качестве следующей маркизы де Парадиз!

И она покинула комнату, оставив Линетт сражаться с волной стыда.

В доме было тихо, как в склепе, когда час спустя Линетт выскользнула из своей спальни. Она осторожно, на цыпочках, спустилась по широкой лестнице, застеленной толстым ковром, затем крадучись пересекла темный холл и открыла дверь, ведущую в сад. Стояла полная луна. Деревья и кусты отбрасывали гротескные тени на скошенную лужайку и на тропинку, бегущую к пристани, где стоял на якоре катер. Этот катер унесет ее прочь от мужчины, любви к которому она уже не может вынести… Легкий бриз нарушал неподвижность кустов, то тут, то там двигались тени, заставляя Линетт останавливаться и замирать. От страха пересохли губы, сердце стучало, как удары молота. Она с ужасом ждала, что вот-вот за спиной прозвучит голос Луиса, требующего объяснений, и готова была сорваться на бег, но бриз утихал, кусты успокаивались, и девушка понимала, что это всего лишь ее натянутые нервы в очередной раз сыграли с ней злую шутку.

В конце концов, отбросив все мысли об осторожности, Линетт с быстротой молнии преодолела последние футы, отделявшие ее от пристани, и замедлила бег при виде катера, качавшегося на серебристых в лунном свете волнах. Девушка опасливо оглядела пустынный берег и одинокую пристань, прошмыгнула по мосткам и прыгнула на борт катера. Несколько секунд она лежала на палубе, собираясь с силами, затем встала и осторожно двинулась вперед, ища укрытие, где можно будет прятаться до тех пор, пока Винс не окажется на борту, а катер — на значительном расстоянии от острова. Линетт нашла каюту с тесным чуланчиком, где хранился такелаж, — в чуланчике места ей хватило, чтобы стоять выпрямившись во весь рост, — и принялась ждать, когда шум мотора подскажет ей, что катер выходит на простор.