Первый крестовый поход. Сражения и осады, правители, паломники и вилланы, святые места в свидетельствах очевидцев и участников - Огаст Крей

Император же, зная непостоянный нрав латинян, ответил ему поговоркой: «Пусть злоба его обратится против него же». И вот Боэмунд, узнав об ответе императора и увидев слуг, потребовавших назад ценности, неожиданно весело взглянул на слуг и, подобно полипу, преобразился в одно мгновение. Этот человек, негодяй по сути, был очень находчив в любых обстоятельствах, а подлостью и бесстрашием настолько превосходил прошедших через нашу страну латинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Но, выделяясь среди латинян необычайной ловкостью, он обладал общим им всем природным качеством – непостоянством. Те самые богатства, от которых отказался, теперь принял с большой радостью. Когда этот человек, имевший злые мысли, покинул свою страну (под предлогом, конечно, поклонения Гробу Господню, но на самом деле для овладения новыми землями), он сильно нуждался в деньгах, а намеревался захватить саму Ромейскую державу. В этом он следовал заветам родного отца, пустив в ход все возможные средства. Император, зная злобу и недоброжелательство Боэмунда, искусно старался устранить все, что могло способствовать его тайным замыслам. Император боялся, что, обретя власть и подчинив себе всех латинских графов, он в будущем сможет легко склонять их ко всему, что задумает. Однако, не желая дать понять Боэмунду, что его замыслы уже раскрыты, продолжал тешить его добрыми надеждами, говоря: «Еще не время, своей энергией и верностью себе ты достигнешь и этого».

Император, раздав графам щедрые обещания и наделив их всевозможными дарами, на другой день воссел на императорский трон. Позвав к себе Боэмунда и всех других графов, он рассказал им о том, что их ждет в пути. Он сообщил о способах ведения боя, какими обычно пользуются турки, научил, как нужно выстраивать в боевой порядок войско и как устраивать засады, а также остерег их далеко преследовать турок, якобы ударившихся в бегство. Смягчив дарами и речами дикий нрав латинян, дав им полезные советы, император побудил их к переправе через море…

Раймунд и император 21 апреля – 16 мая 1097 г

Раймунд Ажильский

События, до последнего времени развивавшиеся благоприятно и безоблачно для автора, внезапно наполнились небывалой горечью и печалью. И меня огорчает теперь, что именно мною было положено начало делу, которое я поклялся завершить. О каком на самом деле самом важном и первом по значимости случае я должен упомянуть? О явной лживости уверений императора? О позорном бегстве и отчаянном положении нашего войска? Или мне следует воздвигнуть памятник вечной скорби с перечислением имен павших великих вождей? Пусть тот, кто желает узнать о случившемся, узнает об этом от других, но не от меня. Я полагаю, что это достопамятное событие заслуживает того, чтобы о нем помнили. Когда наши люди задумали оставить лагерь и уже были готовы обратиться в бегство, покинув своих соратников и побросав все свое имущество, они были остановлены спасительным подвигом покаяния и поста. Так что теперь они могли испытывать только стыд при воспоминании о своем прежнем поведении, продиктованном отчаянием. Вот все, что следует сказать об этом.

Когда император с почетом принял графа, то потребовал от него принести присягу в верности, что уже сделали другие князья. Граф ответил, что он прибыл сюда не для того, чтобы найти себе нового господина, но служить Тому, ради кого он оставил собственную страну и свои земли. Тем не менее, если император отправится в Иерусалим вместе со всем своим войском, он предоставит в его распоряжение самого себя и своих людей и все свое состояние. Но император объяснил свое нежелание участвовать в походе тем, что опасается, как бы германцы, венгры, куманы и другие дикие народы не опустошили его империю, пока он принимает участие в походе с пилигримами. Тем временем граф, услышав о бегстве и гибели своих людей, подумал, что его предали, и обвинил в этом императора. Но Алексей сказал, что не знал о том, что латиняне разграбили его царство, и что при этом пострадало много его людей, и что графу не на что жаловаться, кроме как на свое войско, которое, занимаясь привычным грабежом деревень и городов, увидев войско императора, было принуждено бежать.

Тем временем наше войско подошло к Константинополю. Епископ, который был оставлен нами больным в Диррахии, присоединился к нам со своим братом. Алексей снова и снова требовал принесения присяги и обещал, что граф получит многое, если поступит так, как и другие князья. Граф, однако, постоянно размышлял над тем, чем он может воздать за гибель своих людей; и он, и те, кто его сопровождал, постоянно уклонялись от предложений императора, считая это для себя большим бесчестьем. Но герцог Лотарингский, граф Фландрский и другие князья были против подобных действий; они говорили, что было бы крайне глупо бороться с христианами, когда имелась турецкая угроза. Боэмунд, со своей стороны, обещал помочь императору, если граф выступит против него, или же в случае согласия графа на присягу. Граф провел совет со своими людьми и поклялся Алексею жизнью и честью, что ни он, ни кто другой не будет посягать на него. Клятву в верности он принести отказался, заявив, что не сделает этого, даже если его жизни будет угрожать опасность, хотя он и получил дары от императора.

«Деяния франков»

Граф Сен-Жильский [Раймунд Тулузский] был размещен вне города в предместье, а люди его остались позади. Император предложил графу дать ему оммаж и торжественное обязательство, как это сделали другие. И пока император выдвигал эти требования, граф обдумывал, каким образом можно наказать его войско. Но герцог Готфруа [Готфрид] и Роберт, граф Фландрский, да и другие вожди заявили ему, что несправедливо будет воевать против христиан. Муж мудрый Боэмунд также заявил, что, если граф причинит императору несправедливость и воспротивится дать ему присягу на верность, он сам станет на сторону императора. Граф, последовав совету своих, поклялся Алексею жизнью и честью, что не будет сам и не даст другим посягать на него. А когда он был призван к оммажу, он поклялся, что не совершит такого, даже если жизнь его будет в опасности.

В то время войско Боэмунда подходило к Константинополю. Танкред и Ричард Принципат, вместе почти со всеми воинами Боэмунда, скрытно перешли Геллеспонт [Дарданеллы], дабы избежать присяги императору. А вскоре все войско графа Сен-Жильского подошло к Константинополю. Граф остался там со своими людьми. Боэмунд же остался с императором и с ним совещался, каким образом доставить продовольствие людям, которые были уже под Никеей.

Анна Комнин

Из всех латинян император выделял графа Сен-Жильского, которого полюбил за выдающийся ум, за искренность суждений и за чистоту жизни; он также знал, что граф более всего дорожил правдой и не предпочитал ей ничто иное. Всеми этими качествами он выделялся среди других латинян, как солнце среди звезд. По этой причине император удержал его при себе.

Когда по желанию императора все графы через Пропонтиду [Мраморное море] отбыли на Дамалис, Алексей, избавившись от тех хлопот, которые они ему доставляли, стал часто приглашать к себе графа Сен-Жильского. Он подробно поведал ему о том, что может ждать латинян в пути, а также раскрыл свои подозрения относительно намерений франков. Об этом он часто говорил с графом, словно открывая ему двери своего сердца, подробно все объясняя. Он просил его неусыпно помнить о коварстве Боэмунда, и, если тот захочет нарушить клятву, удержать его и любым способом расстроить его козни. Граф Сен-Жильский отвечал: «От своих предков Боэмунд как некое наследство получил коварство и вероломство, и будет величайшим чудом, если он останется верен своей клятве. Но я сделаю все, чтобы выполнить твое поручение». И, заключив договор с самодержцем, он уехал, чтобы соединиться с франкским войском.