Маледикт - Лейн Робинс

Шелест волн, плеск воды о пирс и днища судов возвестили о близости к пристани раньше, чем Джилли увидел ее. Аллея в последний раз нырнула — и вот перед ним открылась мощеная набережная, словно слившаяся с серой морской водой.

Джилли спустился к пристани, намереваясь понаблюдать за кораблями и матросами, быть может, отыскать у причала лодку своего приятеля Рега, когда взгляд его упал на силуэт в изысканной одежде. На набережной стоял юноша благородного происхождения; светлая рубашка поблескивала на солнце золотом, черные волосы спутались на ветру. Джилли замер. Не просто благородный юноша, но его юноша.

Маледикт неотрывно глядел на воду, на корабли, что чередою шли в порт и становились здесь на якорь. Юноша и сам слегка покачивался — словно представлял, что слился с морем, превратился в одну из волн.

— Строишь планы, как бы раздобыть койку на корабле, плывущем за границу? — спросил Джилли.

Маледикт не спеша перевел взгляд на корабль с красно-золотым носом и ростром в виде дельфина.

— С чего мне так усердствовать? К тому же, Ворнатти твердит, что Янус вернется. Ведь я могу ему доверять — не так ли?

Горечь в голосе юноши заставила Джилли замедлить шаг.

— Разумеется, — ответил он. — Что это на тебя нашло с утра пораньше? — Джилли уселся на волнолом и свесил ноги над бурлящей водой. Прибой выбрасывал на берег всякий мусор: грязные перья чаек, дохлую рыбу, что плавала кверху серебристым брюхом, веревки водорослей, вырванные со дна тяжелыми якорями.

— Мирабель, — отозвался Маледикт. — Она ходит за мной, как тень, следит за каждым движением, цепляется за руку, надевает платье в тон моему — это ненормально!

Джилли рассмеялся.

— Мэл, ведь мы же торгуем информацией, которую выудили из сплетен слуг, себе на пользу? Почему бы Мирабель не поступать так же? Она наверняка платит кому-то из нашей домашней прислуги.

— Тебе? — спросил Маледикт.

Джилли поднял взгляд на слепящее солнце — и мрачное лицо юноши.

— Скорее всего, Ливии, — ответил он. — Она неравнодушна к деньгам. Впрочем, особой опасности тут нет.

— Ну, значит, прикажи Ливии перестать этим заниматься. Или пускай врет Мирабель, что я надену розовое, когда я собираюсь надеть голубое. Она самолюбива и не станет липнуть ко мне, если вдруг окажется, что наша с ней одежда не гармонирует по цвету. — Маледикт столкнул ногой в воду перепачканную смолой щепку.

— Если Мирабель узнает, что ты намеренно ввел ее в заблуждение, она обидится — а она не тот человек, который легко забывает обиды, — предупредил Джилли. — Она ищет твоего расположения, Мэл.

Маледикт зарычал.

— Почему я? Нет, меня не интересуют причины. Просто останови ее.

— Ладно, — уступил Джилли.

Маледикт удивленно замер.

— Вот так просто?

Джилли ухмыльнулся — в кои-то веки ему удалось удивить Маледикта.

— Я знаю, что сказать. Главное — найти способ довести до нее нужную информацию.

Маледикт сделал глубокий выдох, расслабленно опустил плечи.

— Никто не научил меня, как отталкивать вельмож. На всех уроках я учился лишь тому, чтобы сойти среди них за своего. Пока я не знал правил этикета, все было проще.

Джилли едва подавил смешок.

— И как бы ты избавился от нее в прежние времена, пока еще не был образчиком хороших манер?

Маледикт пожал плечами.

— С помощью палки.

Джилли расхохотался. Но когда первая волна изумления схлынула, он осознал, что Маледикт говорил правду. Он видел юного Роуча и его грубое орудие, и понимал, какие повреждения способна нанести обыкновенная палка в умелой руке. Вдобавок Маледикт был не просто заурядной крысой из Развалин. Мимо проплыло темное блестящее перо, и вслед за ним пришли страхи, прогнавшие всю веселость Джилли.

Он недоумевал: почему какое-то покачивающееся на волнах перо вмиг вернуло его к состоянию, о котором он не вспоминал уже неделю — и даже дольше, если быть до конца честным с самим собой. Сон об Ани. Мальчик и меч с крылатой гардой — и жажда мести. Комом в горле, готовые вырваться наружу, застряли слова — вопрос, настоятельная потребность услышать ответ. Любой ответ — лишь бы не эта мучительная неопределенность. Но настроение Маледикта было столь непредсказуемо и обманчиво, что Джилли проглотил самый важный и самый простой вопрос в ожидании более благоприятного случая, надеясь потихоньку добраться до правды. Он нервно кашлянул.

— Ты родился в Развалинах, — заговорил Джилли. — Ты когда-нибудь слышал, как они стали тем, что они есть?

— Разумеется, слышал. Знатная девушка, отвергнутая возлюбленным-купцом, вознесла молитву к Ани. Ани отозвалась на ее молитву, погубив купца, его лавки, улицы — все, что он когда-либо любил. — Маледикт опустился на камень рядом с Джилли, прячась в тени его большого тела. — Вся история лишь в очередной раз доказывает власть знати, даже над богами.

Джилли пожал плечами, изо всех сил стараясь говорить небрежным тоном.

— А мне известна другая версия. Рассказать?

Маледикт пожал плечами, в точности как только что Джилли:

— Если хочешь.

— Знатную девушку звали Лиана, а купец был вовсе не купец, а обыкновенный простолюдин. Разносчик по имени Эдвард. Она любила его без памяти. Она отдала ему все — тело, сердце, драгоценности, которые выкрала из дома. И когда у нее уже ничего не осталось, он бросил ее ради другой. Гнев и боль оказались столь невыносимы, что она выкрикнула имя Ани и взмолилась о том, чтобы богиня отомстила за ее несчастье, помешала ему полюбить кого-то еще, помешала существованию другой женщины.

— Так значит, Развалины… — проговорил Маледикт.

— Нет. Ничего не случилось. Ани не стала действовать Сама, но Она прокралась в сны Лианы и подменила любовь на месть, ярость на силу. Лиана утопила свою соперницу в пруду с лебедями. Эдвард нашел свою новую возлюбленную в воде, в окружении черных перьев. Но все лебеди на пруду были белыми, и он понял, что Лиана попросила заступничества у Ани.

Джилли сжал кулак; даже в сказках доказательство вмешательства Ани выглядело в лучшем случае эфемерным, пока для сомнений не становилось слишком поздно. Перо плавало крошечной лодочкой, поднималось и опускалось на волнах, и Джилли переводил взгляд с него на Маледикта, размышляя, не таится ли за взглядом этих черных глаз сама Ани.

— Ну, продолжай, — подбодрил Маледикт.

— Когда случилось то, что случилось, в сердце Лианы осталась лишь скорбь. Ани тихо напоминала ей, что она выкрикнула мольбу и против своего любовника, а потому сделка должна быть выполнена. Только у Лианы больше не осталось ненависти, чтобы питать Ани; зато девушка разыскала Эдварда, чтобы вымолить у него прощение.

И вот тогда Ани с ревом пробудилась к жизни, и забила крыльями, и сравняла с землей Развалины. Лиана и Эдвард канули под руинами, погребенные вместе посреди города. Месть, однажды начатая, уже неудержима. Чернокрылой Ани неведома жалость, и Ее крылья — мерзкие крылья трупа.