Рыжая кошка - Питер Спигельман

Внутри, справа от входа, стояло с полдюжины столиков — все пустые, а слева тянулась барная стойка. Парень за стойкой раскатывал тесто, слушая музыку из радиоприемника, и едва поднял глаза, когда я вошел. Я заказал пиццу и «пепси», он сунул большой кусок пиццы в печь и налил в высокий стакан газировки со льдом. Я забрал стакан, сел за столик у окна и стал ждать пиццу, поглядывая сквозь снег на вход в дом Вернера.

Я изо всех сил тянул с пиццей и газировкой, но за все время, что я ел, в дом зашла только невысокая полная женщина в длинном пуховике и с вьющимися волосами, выбивающимися из-под белой вязаной шапочки. Она исчезла за дверью раньше, чем я успел сдвинуться с места. Через минуту на верхнем этаже зажегся свет. Я выбрасывал грязные салфетки, когда появился второй человек. В красной парке, высокий и, насколько можно было разглядеть за усыпавшим голову снегом, темноволосый. Он поставил на тротуар два пакета с продуктами и начал рыться в кармане. Я выскочил из пиццерии, на ходу застегивая куртку.

— Джин, — окликнул я, переходя улицу. Он не оглянулся. — Эй, Джин, — повторил я, подойдя ближе.

Он вытащил из кармана тяжелую связку ключей и наклонился за сумками. С любопытством посмотрел на меня:

— А?

Если только Вернер уже после фотографий Терри Грира не приобрел неправильный прикус и постугревые рубцы, это был не он.

— Простите, — сказал я. — Обознался. Я должен был встретиться с Джином, но он еще не пришел. С Джином Вернером… знаете такого?

На лице мужчины отразилась неприязнь.

— Знаю, кто это.

— Я должен был встретиться с ним полчаса назад. Вы его не видели?

— Последнее время — нет, — ответил мужчина. Он вставил ключ в замок и распахнул наружную дверь. Я шагнул следом и остановился в проеме. Он толкнул дверь локтем. Я подставил ногу, не давая ей закрыться.

— Вы не возражаете, если я подожду в подъезде? А то на улице холодно.

Он покачал головой:

— Нельзя. Не по правилам. Простите, дружище. — Он прислонился к двери.

Играть в «кто кого перетолкает» смысла не было, и я убрал ногу.

— Не помните, когда видели его в последний раз? — крикнул я в захлопывающуюся дверь.

Мужчина пожал плечами и покачал головой.

— Простите, — повторил он. Занес сумки в лифт и наблюдая за мной сквозь стекло — ждал, пока я уйду.

Было уже совсем темно, снег повалил еще сильнее. Ветер тоже усилился, кружил между домами и гонял снежные воронки. Острые коготки ледяного воздуха лезли за ворот и в рукава. В пиццерии погас свет, в кафе уже опустили решетки. Я направился на восток, к подземке.

Его я заметил, не дойдя и до конца квартала: он вышел из тени дома престарелых и потащился следом. Это называется «хвост»! Только что в барабан не бил. Вдобавок я сразу узнал его по серой парке и байкерским ботинкам, а еще по широким плечам и широкому лицу с мелкими чертами: Пупс, новый парень Холли.

Вряд ли он пас меня по дороге на Сто восьмую улицу — я не мог бы не заметить его. Значит, он подцепил меня у дома Вернера. А это, в свою очередь, значит, что он следил за ним. Надо будет спросить почему. Я остановился на углу Сто восьмой и Сентрал-парк-уэст и сделал вид, что смотрю на часы. Пупс спрятался за фургоном. Ну совсем несерьезно.

Транспорта на Сентрал-парк-уэст почти не было: несколько такси ползли на юг, время от времени вспыхивая стоп-сигналами, на Сто шестой улице стоял грузовик «Федерал экспресс», бог знает что доставивший в такую метель, автобус номер 10 громыхал в сторону центра, другой тащился ему навстречу. Центральный парк через дорогу являл собой совершенно неподвижный пейзаж: голые деревья, дорожки, фонари и каменные стены — серые, шероховатые, растворяющиеся в снежной круговерти. Я перебежал улицу перед автобусом. Я уже был в парке, а водитель все еще сигналил.

Дорожка оказалась скользкой, я покатился вниз, но сумел затормозить на развилке. Остановился убедиться, что Пупс меня не упустил. Нет, он стоял у входа, в свете фонаря клубился шедший от него пар. Я шагнул под фонарь, чтобы показаться ему, потом пошел по дорожке на юг. Тропинка, петляя, поднималась на холм, от летящего снега ее укрывали выступающие камни и полог ветвей. Я шагнул в щель между двумя большими валунами и стал ждать.

Пупса я услышал — сорванное дыхание и скользящие ботинки — раньше, чем увидел, а потом на свет выплыл обширный кусок серого нейлона, похожий на борт грузового корабля. Я дал Пупсу пройти еще футов пятьдесят и вышел на тропинку.

— Холодно ждать-то, — сказал я.

Пупс развернулся и с обескураживающей ловкостью встал в боевую стойку.

— Какого черта тебе надо?

— Думаю, того же, что и тебе: Джина Вернера. Ты его не встречал?

— Я встречаю только тебя, и мне это уже начинает, блин, надоедать.

— Холли тебе уже тоже надоела? Так вот что с ней случилось?

При упоминании этого имени Пупс напрягся и шагнул ко мне… и остановился как вкопанный, когда из-за спины у него вылетел самоед. Пес тащил за собой на красном нейлоновом поводке хорошо укутанную женщину, но при виде Пупса застыл и злобно зарычал.

Пупс посмотрел на собаку, на женщину, потом снова на меня. Казалось, он сам сейчас зарычит. Однако он бросил только:

— К черту, — повернулся, пробежал по тропинке мимо женщины и исчез за углом. Самоед гавкнул и щелкнул зубами, но Пупс даже не оглянулся. Женщина начала наматывать поводок, подтягивая собаку к себе, и ее губы сложились в абсолютно правильную букву «О», когда я проскочил мимо.

Далеко я не убежал. Пупс рванул, как спринтер, изо всех сил работая локтями, и на новой развилке резко повернул налево. Я кинулся за ним и на следующем повороте уже почти достиг своей цели, но попал на широкий ледяной полумесяц. Ботинки взлетели, ноги, как в мультиках, еще бежали в воздухе, и я тяжело рухнул, приложившись задом, локтями и затылком.

Сквозь шум в ушах я услышал, как затихают вдали шаги Пупса, и подумал, что надо бы подняться и пойти следом. Однако ноги словно стали полыми, в голову как песок набился — сил хватало только на то, чтобы лежать на земле. На лицо падал снег, ветер срывал с губ дыхание.

Утром перед зеркалом в ванной я провел инвентаризацию. Хуже всего был багровый кровоподтек на левом бедре, за ним шли царапины и синяки на локтях и шишка на затылке. Я с трудом, прихрамывая, добрался до кухни, но в конце пути меня ждали кофе и записка от Клэр: «Вернусь позже. Кофе свежий». Я провел пальцами по аккуратным складкам пластыря и марли на локте.

Вчера вечером в подземке люди изо всех сил не обращали внимания на мою мокрую и грязную одежду и вообще старались не смотреть в мою сторону. Клэр была менее деликатна.

— Боже мой, что с тобой случилось? — Она уронила книгу и села на софе, когда я ввалился в дверь.