Новогодняя коллекция детектива - Татьяна Устинова

– К Мане нужно бы съездить. – Александра встала и сунула руки в карманы джинсов. – А то я со своими проблемами совсем от нее оторвалась. А ей на самом деле еще тяжелее, чем мне.

– У нее надежда есть, – задумчиво возразила Лада. – А у тебя нет.

– У меня нет, – согласилась Александра. – Это точно.

– Как бонапартист воспринял твой выход на работу, да еще с утра до ночи? – уже обычным своим тоном спросила Лада. Она не была ни распущенной, ни циничной, но, разговаривая подобным образом, проще жить…

– Не заметил, – сообщила Александра, с наслаждением откусывая от пирога. – Про «с утра до ночи» он еще не знает, но, думаю, когда узнает, тоже не заметит. Знаешь, Лад, он тут еды привез из «Седьмого континента» почти на сто пятьдесят долларов. К чему бы это, ты не знаешь?

– На сколько? – выпучила глаза впечатлительная Ладка.

– На сколько слышала, – подтвердила Александра. – Я думаю, может, он жулик?

– Говорила я тебе – не выходи за него! – воскликнула Лада. – А может, он не жулик, а миллионер?

– Это я миллионер, а не он, – отозвалась Александра. – По крайней мере, я больше похожа на миллионершу. Если б ты только видела, во что он одет…

– Я не видела! – отрезала Лада. – Ты же его в секрете держишь, как будто он принц Чарлз, а мы с Маней две герцогини и мечтаем его у тебя отбить.

– Да не в этом дело!.. – с досадой возразила Александра. И они замолчали.

– Поедем, что ли? – предложила Лада. – Девятый час. Я уже все материалы на эфир сдала, мне больше делать нечего.

– Поедем, – согласилась Александра.

– Тогда я за вещами схожу, а ты спускайся. Моя машина на той стороне стоит, почти у входа. Я сегодня рано приехала, мне хорошее место досталось…

Это была вечная проблема – в «Останкине» всегда негде было оставить машину.

– Странно, – внезапно решившись, сказала Александра, когда Лада была у самой двери. – Почему именно меня попросили смонтировать этот фильм? Что-то тут не так.

Лада обернулась, вопросительно посмотрела на подругу:

– Что «не так»? Что ты все время выдумываешь?

– Не могу понять, в чем дело, – призналась Александра. – То ли кажется мне, то ли правда я что-то упустила…

Почему-то интуиция на этот раз подвела Ладу Ильину.

– Когда кажется, креститься надо, – сказала она сердито. – У тебя просто нервное расстройство.

И ушла.

В холле у Александры развязался ботинок. Она нагнулась, чтобы зашнуровать его, а когда выпрямилась, прямо на нее шла Вика Терехина в голубой норковой шубе и высоких, до безупречных бедер, сапогах.

– Я что тебе сказала, дрянь паршивая? – подойдя вплотную, ласково спросила Вика. Александра даже попятилась от нее: не хватало только публичного скандала в переполненном вечернем останкинском холле. – Ты что, не поняла? – наступала на нее Вика. – Мне повторить? Я по два раза не повторяю! Что тебе тут надо? Что ты здесь делаешь? Тебя однажды выставили отсюда, еще хочется? Так я мигом организую!

Александра молчала. У нее пересохло во рту и сдавило горло.

– Здесь тебе не место! – Вика говорила спокойно, даже весело. – Здесь не место шлюхам, не умеющим держать себя в руках. Забудь про телевидение, дура, иди где-нибудь полы помой, в каком-нибудь вокзальном сортире! Там твое настоящее место. Поняла? Еще раз увижу – вышвырну из здания к черту!

Она обошла Александру, как неодушевленный предмет, и, обернувшись, добавила, как будто забила последний гвоздь в гроб Александры Потаповой:

– Сучка!

Александра выскочила на улицу, перебежала дорогу, добралась до Ладиной машины и только тут позволила себе заплакать.

Филипп разговаривал по телефону, а Александра без звука смотрела кассету с одной из программ Вешнепольского. В архиве ей дали десятка два обычных, непрофессиональных кассет, которые можно было смотреть на домашнем видеомагнитофоне. Это ее очень обрадовало, потому что какое-то время не нужно было ездить в «Останкино», а следовательно, отпадала опасность встретиться с Викой.

Конечно, она придумала тридцать три достойных ответа, которыми при случае могла бы сразить Вику наповал, но отлично знала, что никогда ими не воспользуется. Слаба и труслива была Александра Потапова. Однажды, на экзамене по химии, она упала в обморок, и бабушка потом сказала, что она ведет себя «недостойно».

Филипп разговаривал по-французски. Александра не понимала ни слова и не понимала даже, о чем можно разговаривать так подолгу. В последнее время у него появилась такая манера: приезжая домой, он ужинал, садился на диван со своей щегольской мобильной трубкой и говорил, говорил… Александре страшно было представить, сколько денег у него уходит на эти разговоры.

Может, у него во Франции любимая, которая ждет не дождется его приезда? Спросить бы, но как-то неловко…

Он уезжал из дома довольно рано, около девяти, и приезжал в десять вечера. Чем он занимается целый день, Александра не представляла.

Ну какие особые занятия могут быть у иностранного журналиста в чужой столице?

Присутствовать на каких-нибудь встречах, брать интервью, скучать на популярных театральных постановках и толкаться в толпе возле Царь-пушки. Что еще?

Но этой программы явно маловато на двенадцать часов, да еще каждый день. Он не писал заметок, его лэп-топ большую часть времени простаивал закрытый. Что-то он на нем, конечно, делал, но к скорбному писательскому труду это, совершенно очевидно, отношения не имело.

Раз в неделю он привозил продукты, и все время на баснословные, по меркам Александры, суммы. По субботам уезжал на полдня, а вечером писал на компьютере какие-то факсы. По воскресеньям опять уезжал, только это называлось «в тренажерный зал», потом смотрел телевизор или приглашал Александру в театр. Когда она отказывалась, а она всегда отказывалась, не смея согласиться, хотя иногда ей очень хотелось бы куда-нибудь пойти, он уходил один и на своем не настаивал.

Это была очень странная, но очень спокойная жизнь. Как раз то, что Александру полностью устраивало.

С ее французским мужем было уютно и… предсказуемо. Она всегда знала, во сколько он приедет и что будет делать. Он по-прежнему горячо благодарил ее за ужин, и никакого подвоха в этих благодарностях она не могла выискать. Занимаясь своими делами, он почти не обращал на нее внимания, но однажды починил древний утюг, который Александра умудрилась уронить с гладильной доски, налетев на нее по дороге в ванную.

Она боялась нарушить хлипкое равновесие, гарантировавшее ей в данный момент относительную безопасность. И еда, которую он привозил, тоже была очень кстати: в последнее время у Александры совсем не стало денег. Статьи она забросила, занявшись фильмом, а деньги за него обещали выплатить только к Новому году. Не на что было даже починить ботинки. Ноги в них сразу же противно сырели, а о том, чтобы попросить у Филиппа денег на новые или хотя бы на починку, не могло быть и речи.