Книга Каина - Мариан Фредрикссон

Вскоре на башне Нода зажегся огонь нового дня на радость солнцу, встававшему с востока.

Пульсирующая в божественных царских жилах кровь устанавливала союз между звездой и ее народом. А крепился союз стихами и песнями, молитвами и ритуалами.

Но более всего – образами. Мастера Нода столетиями совершенствовали искусство ваяния, воссоздавая живые мифы в недвижном камне и тем самым творя чудо: божественный дух вновь и вновь возрождался в земной материи.

Животворящей силой стали легендарные статуи царей, размещенные вдоль торцовой стены колонного зала. Они были высечены из огромных каменных блоков, внесенных в башню; их яркие краски ничуть не потемнели за века. Сходство изваяний с умершими царями было поразительным: издревле художник снимал гипсовую маску с лика почившего властителя, прежде чем тот обретал вечный покой в царской гробнице.

В первое же солнечное утро Нин провела Каина от статуи к статуе, называя имя каждого царя и годы его жизни.

– Это Ли Эль, великий воин, дед по отцовской линии твоей бабушки со стороны матери. А это Каль Иллу, он закончил строительство башни и основал культ бога Сина.

Четырнадцать царей и две царицы.

Каин слушал ее, кивал. А сам угадывал живую боль во всех каменных ликах – свою собственную боль.

«Ты, – думал он, – и ты, и ты тоже». Все они несли тяжелую ношу, его ношу.

На мгновение он перестал ощущать себя чужестранцем; сознание, что те же муки, ту же боль испытывали его предки, будило глубокое чувство родства.

Долго стоял он перед статуей одного из царей, умершего молодым, в лучшие годы. Всматривался в лицо статуи; живой и мертвый, взирая друг на друга, мерялись болью, заключенной в глазах.

«Брат, – подумал Каин, но тут же поправился: – Нет, не брат, гораздо ближе. – Каину почудилось, будто он ощущает пульсации крови умершего в своих жилах. Он попробовал прогнать это ощущение. – Нет, невозможно. Ведь он мертв. Он всего лишь статуя. – Но в следующее мгновение подумалось: – Нет, не мертв. Он вернулся и вложил в меня свою судьбу и свою боль».

Словно сквозь туман доходили до него слова Нин:

– Он был великим царем. Все ладилось в его руках. При нем царство сложилось, окрепло и обрело порядок.

– Он был несчастным человеком, – возразил Каин.

– Правильно, – подтвердила Нин, невольно понизив голос под влиянием сумрачности Каина.

– Как он умер?

– Мне не хотелось бы говорить об этом.

– Мое право знать, – еще раз возразил Каин, и Нин сдалась.

– Однажды безлунной ночью он поднялся на крышу башни и вонзил в свое сердце священный нож, – горестно сказала она.

И тут боль в глазах статуи обрела оттенок вины, во всяком случае, так показалось Каину. И он подумал: «Ты, наверное, как и я, не сдюжил. И однажды муки твои стали невыносимыми. О Боже, как я понимаю тебя! Наверное, как и я, в поисках первоосновы зла ты отдалился от всех, и все отдалились от тебя. Наверное, как и я, ты хранил жуткую тайну, твой поступок был столь ужасным, что в его реальность нельзя было поверить, а значит, нельзя было и поделиться с кем-либо. Ты был умельцем и, возможно, подобно мне, считал, что все это – лишь мираж:, не имеющий отношения к действительности. Ты никогда не был пленником игры и поэтому играл.

И все же ты попался в собственные сети, как и я».

– Он женился на царице из Эриду, большого города на западе, и очень любил ее. Но она была лишь ребенком, падким на развлечения и дорогие подарки. – Голос Нин звучал отстраненно, казалось, она целиком ушла в воспоминания.

«Ты, как и я, обнимал мечту», – подумал Каин, а вслух сказал:

– Оставь меня, пожалуйста, наедине с ним.

Нин кивнула, она слишком сильно была занята собственными мыслями, чтобы почувствовать себя уязвленной.

Каин долго оставался возле статуи, не давая прерваться связи времен. «Он имеет право знать, кто я», – думал он, уверенный, что и без объяснений тот, другой, его поймет.

И все же он попытался: «Всю жизнь я искал свою судьбу, безмолвно блуждал в отчужденности. Но самоочевидных ответов, тех, которые дарят людям чувство единения, я так никогда и не нашел. Трудно быть немым и искать объяснения в тишине. Ты явно знаешь, каково это.

Потом меня захватили такие запутанные и многогранные события, что слова были лишними. Но именно тут они и возникли, все же я сын Евы. Странно, слова, наверное, всегда были во мне, но я смог отыскать их – или они меня? – только когда твой народ принял меня».

Во взгляде статуи Каин прочел недоумение.

– Ты прав, – сказал он, помолчав. – Что-то другое раскрепостило меня.

И тут он вспомнил утро у реки после убийства Сатаны. В те ранние часы трава была зеленее, а река синее, чем всегда, птичье пение обладало необычайной прелестью, все испускало прекрасные запахи, все было чудесным.

– В то утро я увидел новый мир, – обращаясь к статуе, пояснил Каин, и ему показалось, что та кивнула в ответ.

– В то утро я впервые сумел поговорить с матерью и одержать победу при помощи слов, – продолжал Каин, а изваяние терпеливо взирало на него печальными глазами.

– Когда Сатана умер, слова обрели свободу, так это было. Почему? Ты должен знать: я всегда мечтал попасть туда, в Эдем, – помолчав, признался он. – Думаю, ты понимаешь: это была мечта о свободной жизни, в которой никого не отталкивают, где слова вообще не нужны. Я хотел вернуться к жизни без воспоминаний. Без воспоминаний муки быстротечны. Там, в стране детства, существовало только СЕГОДНЯ, только мгновение, полное переживаний.

«Как в то утро», – опять подумал он.

Но тут ему показалось, будто он слышит, как статуя произносит слова, которые Ева часто повторяла в последние годы: «К прошлому возврата нет».

И он покачал головой, показывая, что понимает: для него дорога в прошлое закрылась, еще до того как он вонзил нож в грудь Сатаны.

Значит, убивать его и не стоило.

Злодеяние не имело смысла.

«Может быть, я совершил месть за мать Евы и за шамана», – подумал Каин, не решаясь смотреть на статую, ибо знал: та насмешливо улыбается. В следующий миг он увидел кровь на своих руках, а потом пятна старой, засохшей и почерневшей крови на статуе. И тогда он разорвал связь времен:

– Нет, я жив. В отличие от тебя, я жив и могу еще что-нибудь сделать.

Он подумал об Энки Баре, который совершил убийство вместо него, из чувства любви к нему, Каину, поклонился статуе, повернулся на каблуках и пошел в направлении трапезной, где его ждала Нин со свежим хлебом и горячим вином.

И вновь удивил царицу, попросив, прежде чем сесть за стол, большую миску с водой и полотенце.