"Черный археолог" из будущего. Дикое поле - Анатолий Спесивцев

– Дивеев улус, – сразу откликнулся на его вопрос характерник.

– Вот, подскачет ночью к воротам Азова человек и на чистом татарском и выкликнет такое сообщение. Думается, обнаружив побитое татарскими стрелами посольство, азовский паша немедля известит об этом султана, и добросердечия между нашими врагами не прибавится, наоборот, больше будет розни и вражды.

Согласившись с этим предложением, больше особых планов строить не стали. Воевать предстояло в союзе с донскими казаками, и намечать дальнейшие походы без их атаманов было бы проявлением неуважения к ним.

После краткого его представления запорожской старшине Аркадию опять поплохело, и он фактически выпал из всех реальностей. Как он в таком состоянии умудрился ехать на лошади и при этом ни разу не упасть – тайна великая есть. Самому попаданцу не известная.

29 березня 1637 года от Р.Х.

«Каждое доброе дело оборачивается для сотворившего такую глупость неприятностями. А если намылился менять к лучшему ход истории, так жди гадостей от целых народов. Соответственно, готовься к неприятностям в кубе или бог знает какой степени. И, естественно, к проистекающим из них болевым ощущениям».

Утреннее настроение в этом мире, можно сказать, традиционно было у Аркадия минорным. Это если не прибегать к куда более точным и резким выражениям родного ему русского языка. Проснулся опять в XVII веке. Марш-бросок накануне почти на сотню верст и привычных к таким маневрам казаков вымотал. А из бедолаги попаданца он высосал силы, будто оголодавшая вконец стая вампиров. Вчера две последние пересменки лошадей, его перегружали из седла в седло, как куль с г… чем-то неаппетитным. Удивительно, просто невероятно, что он смог доехать сам, без привязки к лошади. Здорово помогли какие-то настойки, отвары и порошки характерника, но все равно, если удастся ему выжить, можно будет этим броском на юг гордиться и хвастаться. Выдержать такую нагрузку можно, если ты не кочевник, только предельным напряжением воли. Хотя в случае нужды сегодня ему пришлось бы передвигаться на конских носилках, усидеть в седле Аркадий точно бы не смог.

«А я-то думал, что жизнь черного археолога трудна и опасна! Господи, насколько же я был наивен и глуп. Прежние мои занятия – синекура для ленивого, безответственного лоботряса. Здесь о такой жизни и мечтать бессмысленно. Не то чтобы в XVII веке нельзя было устроиться с некоторым комфортом. Можно. Но, к сожалению, не мне. После встречи с характерником, считай, судьба определила вектор движения. Не позаботившись о целостности моей шкуры. Ох чую, дальше еще хуже будет…»

Действительно, наслушавшийся рассказов о руине, голодоморе, расказачивании и прочих реалиях будущего, Иван принял идею к изменению истории ОЧЕНЬ близко к сердцу. И твердо вознамерился не допустить всех этих безобразий. Аркадий при виде такого энтузиазма невольно немного сдал слегка назад. Робкие его намеки, что вместо одних предотвращенных неприятностей на головы могут свалиться другие, еще горшие, на характерника впечатления не произвели. Позавчера они по этому поводу поспорили, но если Васюринский что брал в голову, то вышибать это оттуда надо было ломом. Аркадий вспомнил свой разговор с Иваном позавчера вечером.

– То, что вместо тех паскудств, о которых ты рассказывал, может случиться, вилами по воде писано. А не допустить голодомора сам Бог велел.

– Может, тебе он и велел, а я ничего не слышал. Ко мне Господь не обращался.

– Как не обращался?! А чьей волей ты сюда переброшен был?

– Так ты ж сам сто раз говорил, что в этом черти виноваты!

– Так это тебя черт сюда перенес мне на голову. Но без Божьего соизволения такое невозможно. Значит, Бог захотел, чтоб мы этого не допустили. Понял?

Попаданец понял, что спорить бесполезно. И отныне его судьба – переворачивать мир. Архимед, наверное, если косточки не сгнили, в могиле извертелся. Мир таки переворачивают, но без него. Иван Васюринский сменил цель жизни. Раньше он защищал родную землю от врагов, татар и католиков, когда была возможность. Теперь, получив инсайдерскую информацию, вознамерился перевернуть ход истории. Загорелся он этой идеей явно всерьез. Теперь его остановить могла только смерть, да и то старухе стоило подкрадываться к характернику очень осторожно. Во избежание крупных неприятностей для своих костей и рабочего инвентаря.

Аркадий сидел на солнышке в очень приятной глазу низинке, предаваясь с наслаждением стыдному делу. Жалел самого себя. Мысленно, конечно. Слабаков, которые жалуются всем и каждому о том, как им плохо, он с детства на дух не переносил. А друга, которому поплакаться простительно, у него в этом мире еще не было. Да и в покинутом, положа руку на сердце… в этом отношении у него тоже были проблемы. Грузить же своими соплями боевых товарищей считал дурным тоном. Да и негоже крутому характернику, которым он тут старался выглядеть, ныть вслух. Не поймут. Запорожцы привыкли переносить неприятности с шутками.

А ведь затеял этот марш-бросок, можно сказать, он сам. Вспомнил о посольстве султана в Москву и роли посла Кантакузина в предупреждении азовчан о скором нападении казаков. Вспомнил и предложил использовать это посольство для осложнения жизни врагов. Старшину, прибывшую к тому времени к Васюринскому, такое предложение заинтересовало (участвовать в военном совете с Хмельницким и Сирко – ошизеть можно!).

Отношения с крымскими татарами в то время у турок действительно сильно испортились. Крымский хан, как известно, не откликнулся на призыв султана о помощи войсками, а затеял долгую войнушку в 1635 году с непокорными буджакскими татарами. Покорив же которых с помощью запорожцев под предводительством Павлюка как раз к весне тридцать седьмого, пошел войной на другого подданного Османской империи, молдавского господаря Кантемира. Казнив, кстати, пашу Кафы, посмевшего угрожать ему из-за невыполнения ханом требований султана.

Одно утешение, на саму засаду Аркадия не взяли. Вечером после первого же дня рывка на юг Васюринский осмотрел его ноги и, явно встревоженный, пригласил на консилиум других характерников. Как и положено медикам, они о чем-то пошептались и вынесли приговор: «Продолжать путь к Азову верхом Аркадию нельзя». Состояние здоровья не позволяет. Его решили отправить на конных носилках в Монастырский городок. В сопровождении нескольких характерников и старшин. Попаданец и сам видел, что рана на правом бедре не только воспалилась, но и загноилась. Учитывая, что с антибиотиками в XVII веке было туго, оставалось надеяться на… просто надеяться. Можно было еще помолиться, но рассчитывать на эффективность молитвы может только глубоко верующий человек. То есть – никак не Аркадий, хоть и крещеный, но к Богу обращаться не приученный.

Против своего отстранения от участия в засаде, им же предложенной, попаданец не возражал. Чувствовал он себя все хуже, сумасшедшая скачка весь день, без отдыха, его чуть не убила. Нужды, кстати, в его присутствии там не было. Стрелять из лука он не умел, а в советах по устройству неожиданных нападений Хмельницкий, Сирко и прочие характерники и старшины не нуждались. Сами кого хочешь научат.