Антонов коллайдер - Илья Техликиди

вместе с линзой, которую на чёрном рынке можно будет перепрошить (по крайней мере постараться), а после вставить в пустую глазницу какого-нибудь богача-головореза, желающего обзавестись новым апгрейднутым органом с прокачанной системой навигационных карт. Будь я на месте этих уродов, то поступил бы именно так, но конечные цели этой экзекуции оставались так же туманны, как и моё будущее. Я знал про него только одно: моё будущее было, мягко говоря, хреновым. Как, собственно, и настоящее.

Это был ад. Я сопротивлялся из последних сил, то и дело теряя сознание. Меня били по щекам и выжигали ткань всё глубже, вынимая орган зрения. Боль была сумасшедшая, такой я ещё не испытывал. Тело тряслось, крик рвался наружу, но кляп не давал ему это сделать. «Хирурги» гадко смеялись и отпускали плоские шутки («Да за тобой глаз да глаз нужен!»), пока я содрогался в конвульсиях и готов был обделаться от нестерпимого напряжения.

Я готовился умереть – от болевого шока или от обильной потери крови. И когда мой глаз уже находился в метре от меня, на краю раковины в плотном пластиковом пакете, я наконец провалился в беспамятство – мир вокруг напоследок мигнул и выключился.

7.3

Мне снился страшный сон. Я пребывал на каком-то солнечном острове (интуитивно я догадывался, что это Крит, но вы же знаете эти сны – в них всё слишком зыбко, эфемерно, в том числе интуиция) и ждал наступления огромного вооружённого войска, которое неумолимо приближалось к воротам античного города. Почему-то о наступлении неприятеля знал только я – остальные же продолжали безмятежно жить своей жизнью. Рассказывать местным о нежданных гостях я не собирался или же не догадался это сделать, а просто бросился бежать по хитросплетению узких улочек, пугая заспанных горожан. В кульминационный момент, когда казалось, что идущий по пятам враг почти дотянулся до меня длинной, покрытой доспехами рукой, я резко проснулся, вынырнув в московскую реальность, и с новым ужасом осознал, что здесь грозный враг уже успел до меня добраться.

Кляпа во рту я не чувствовал, зато левый глаз был больно перетянут – возможно, тем самым кляпом. От этой мысли мне тут же стало хуже. Руки были свободны – предусмотрительные «хирурги» позаботились о том, чтобы я остался жив или хотя бы постарался не умереть. Зрение было расфокусировано: видел я правым глазом мутно, но отчётливо слышал поблизости прерывистое бульканье незакрытого крана. Этот звук заставил меня собрать все имеющиеся осколки воли и попытаться встать. Предприняв бесконечно тяжкое усилие, я умудрился сесть и дрожащими руками начал развязывать мокрую от пота и крови повязку – сначала медленно, а потом всё быстрее, превозмогая боль, которая брала начало в области глаза и распространялась по всему черепу, отдавая в затылок. Я закончил, тяжело выдохнул и постарался открыть глаз. Разлепить его удалось с резкой болью, так что непроизвольно вскрикнул. Но главное, что глаз у меня был и я им видел (а ведь точно помнил, как мне его вырезали). Обнаружив себя в полумраке всё того же подвала, я огляделся по сторонам и не увидел ничего, кроме ободранных стен, небольшого покосившегося стола для инструментов и грязного умывальника с разбитым зеркалом. С трудом поднявшись с койки, добрёл до раковины, повернул ржавый кран и жадно приник иссохшими губами к скромно текущей струйке холодной воды. Напившись, отдышался и посмотрел на себя в зеркало. Дела были плохи, но всё же мне повезло: они вшили мой глаз на место и, видимо, обкололи всю левую часть лица сильными обезболивающими, которые трансформировали адские страдания в тупую, ноющую боль – так порой раскалывается голова наутро после большой попойки, когда накануне смешано всё, что смешивать запрещено. Чувствуешь себя да и выглядишь ужасно херово, но жить можно.

Линзы, разумеется, в глазу уже не было, по крайней мере, контента я не видел. Но как они избавились от неё после удаления глаза? Мне было известно, что линзу нельзя поставить или снять без специального лицензионного софта, который, основываясь на скане отпечатка глаза, вшитого в ваш ID, помогает ей быстро прижиться к ДНК носителя и так же стремительно её отторгнуть.

…И тут мне стало по-настоящему плохо. По телу пробежала дрожь, безумно захотелось пить. Но больше всего пугало то, что происходило с мозгом: он метался будто летящий по заледенелой трассе автомобиль с вусмерть пьяным водителем. У мозга отобрали дорогую любимую игрушку, с которой он в последнее время буквально сросся. Вспомните, что происходит с маленькими детьми, когда у них забирают из рук росфоны. Или со взрослыми, когда их гаджеты, изнурённые постоянным месседжингом в соцсетях и пользовательской активностью на порноресурсах, неожиданно вырубаются от перегрева или слабой батареи. Тогда-то и начинаешь понимать, кто кого на самом деле юзает.

Задыхаясь, я снова открутил заржавелый кран и, дождавшись, когда грязно-коричневый цвет воды более-менее пройдёт, жадно впился в струю. Утолив жажду, постарался аккуратно, насколько это было возможно в моём состоянии, промыть пострадавшее веко, а после ополоснуть и всё лицо. Каждое движение давалось с болью, но после того, что мне пришлось испытать, она казалась вполне себе нормальной.

А потом я понял…

Это был не мой глаз.

Об этом говорило не только отсутствие контента на сетчатке, но и цвет радужки, который я разглядел, приблизившись к зеркалу, – мутно-серый вместо болотно-зелёного.

Они вырезали мой глаз.

Вырезали и вставили новый.

Надо выбираться из этого адского места.

Во что бы то ни стало…

Сейчас!

7.4

Ободранная железная дверь «операционной» открылась без сопротивления. Впереди меня ждал узкий, подсвеченный мигающими от перепадов напряжения лампами коридор, в конце которого виднелась винтовая лестница. Грузно взбираясь по ней, я думал, что же делать дальше – куда идти, кого искать и искать ли вообще, – и, когда восхождение привело меня к ещё одной двери, за которой я наконец увидел солнечный свет, в голове сам собой сложился план действий.

Я оказался на территории разрушенного индустриального кластера, одного из тех, которые когда-то – ещё до моего рождения – составляли прочную производственную основу прежде великой страны, но в последнее десятилетие прошлого века были заброшены и разворованы, а ещё позже – в начале нынешнего – стали пристанищем для независимых творцов и модных брендов. Сегодня они снова гнили и пустовали. Денег на реконструкцию, поддержание и даже на уничтожение этих территорий у правительства не было, как не было и того малого и среднего бизнеса, который мог бы обжить эти перспективные некогда площади: власть уже давно и безжалостно его задушила, отменив