Я тебя давно ждала - Ирина Геннадьевна Петрова

не пересекались с ними, но вот потом наши встречи стали неизбежны, косые взгляды и молчаливые укоры стали все яснее. А потом съехались все его фанатки, которые сразу же назвали меня источником всех бед, они не давали мне прохода к больнице, кричали угрозы и разные ругательства. Да, Алису они всегда обожали, даже иногда не понятно было чей это фан-клуб, Кота или его жены.

Через две недели остались только его родители и я. Врачи приняли решение не перевозить Сашу домой, хотя сначала этот вопрос был даже решен.

Теперь было ясно, что жизнь у всех продолжается, а бездельное сидение у его кровати никому лучше не сделает. Полина уговаривала меня вернуться в Москву, но там я не видела жизни без него, поэтому оставалась в стране, где был мой любимый человек. Казалось, через три недели его пребывания там врачи больницы относились ко мне, как к своей коллеге, я знала, что делает каждая из трубок, присоединенных к его телу, что означает каждое число на экране монитора, какие у этих значений есть пределы и когда нужно сообщать об изменениях врачу. Но изменений не было. Совсем. Я не теряла надежду, нет, но здравый смысл подсказывал мне наихудший итог ситуации.

Единственный русскоговорящий врач, Всеволод Константинович, сказал мне, что при глубокой коме, являющейся следствием травмы головы, выздоровление возможно, даже если потеря сознания сохраняется несколько недель, но не более трех месяцев. Если бы это была кома, возникшая после остановки сердца, то через месяц нам бы не пришлось рассчитывать на выздоровление Саши. И все же прошел целый месяц. Под окнами больницы фанаток совсем не осталось, если только изредка появлялись разовые акции вроде шамана с бубнами или буддийских монахов, призывающих все силы Вселенной помочь Саше.

Жить в гостинице мне было слишком затратно, поэтому я сняла комнату недалеко от больницы. Моей соседкой была девушка из Украины, упитанная златовласая Катя. Она работала в этой же больнице медсестрой, поэтому мы каждое утро спешили с ней на свои места.

Тридцать дней. В выходные приезжали Сашины музыканты, я уговорила их сыграть пару песен прямо в палате, но на это не последовало никакой реакции. Всеволод Константинович разрешает мне иногда спать рядом с ним, чтобы он чувствовал рядом близкого человека.

Месяц и пять дней. Я проснулась, прокручивая эту неутешительную информацию в своей голове. Зазвонил телефон – Максим. Я ждала, что он начнет отвлекать меня разговорами на разные темы, как он обычно делал, но вместо этого я узнала о страшном горе – умерла Ксюша. Она все боялась умереть при родах, но она не дожила до них еще полгода. Я должна была приехать к Максиму, поддержать его, но от меня было мало пользы, я не могла утешать кого бы то ни было, когда сама была разбита. Жизнь наносила страшные удары один за другим и это, казалось, не закончится никогда. Я прихожу в палату и разговариваю с Сашей, пытаюсь припомнить хоть что-то из хороших новостей, ему сейчас необходимы положительные эмоции, вот только где мне их взять.

Месяц и двадцать дней. Ко мне приехала Полина – она не может выходить на сцену, некоторые концерты отменяют, на других заменяют артистов. Больман объявил, что еще месяц и он расторгнет контракт. С каждой неделей дела обстоят все хуже и хуже. Пару дней назад врачи заметили улучшение в состоянии Саши, это хорошо, я должна была бы радоваться этому, но теперь я поняла, что мне страшно. Увидеться с ним после. А что, если это будет выход в вегетативное состояние, он так и останется на всю жизнь прикованным к постели, не способным сказать ни слова. Нет, об этом даже думать нельзя, ко мне вернется тот же Саша, улыбчивый и нежный, задумчивый и серьезный. Только бы он вернулся – все, о чем можно мечтать.

Месяц и двадцать восемь дней. Прилетели Максим и Анатоль. Глядя на ссутулившегося и похудевшего Максима, я чуть не потеряла сознание. Вот что бывает, когда теряешь близкого человека. Тут же я поспешила в палату к Саше. Я села на стул рядом с ним и заговорила чуть громче обычного.

– Я не знаю, что мне сказать, чтобы ты услышал, а главное, ответил. То, что я люблю тебя, сказано тысячу раз, – я заплакала, но продолжила, – знаешь, Кот, я тебя ненавижу. Да, за то, что оставил меня здесь одну. Наобещал кучу побед, счастья, любви на десятки лет, а сам бросил.

Я рыдала так, что не могла остановиться, меня трясло, слова терялись во всхлипываниях, наконец, я немного успокоилась.

– Конечно, я жду тебя. Жду. Мне это не впервой. Но вот только дни складываются в недели, недели – в месяцы. Я не хочу ждать тебя, перелистывая годы жизни. Ты мне нужен, сейчас.

Опустошенная, без каких-либо мыслей в голове, я побрела по тем самым улочкам, где мы с Сашей гуляли в день прилета сюда и пили глинтвейн.

Не знаю, как, но я вдруг оказалась на мосту через реку Вислу. И что-то мне подсказывало, здесь я могу найти выход из любой ситуации. Нет, я не хотела прыгнуть вниз и покончить с этой жизнью. Мне почему-то захотелось петь. Я села поудобнее и запела ту самую песню под названием «Небеса». Да, он обязательно должен услышать ее. И только от меня – ведь Саша так этого хотел…

На следующее утро я сидела у него в палате и собиралась с мыслями. Я спою это для него, может, не так хорошо, как Полина или ее первоисточник, но у меня получится сделать это от всего сердца, от всей своей разорванной ожиданием души. Я запела и мысли унесли меня в те дни, когда мы только познакомились с Котом, как я его стеснялась, боялась, как мы мчали с ним на его мотоцикле, как он появился в нашей студии, как мы впервые поцеловались, я вспоминала каждый миг, проведенный с ним. И все, что я сейчас чувствовала – это бесконечную любовь, которую и старалась вложить в каждое свое слово. В голове все же звучало Полино исполнение, то, как она берет верхние ноты, я закрыла глаза ладонями, продолжая тихо допевать песню.

– Врача! – услышала я крик медсестры и тут же кинулась к Саше.

Да, это случилось – он открыл глаза и молча озирался по сторонам.

– Саша, – я наклонилась к нему, обхватила свободную от капельниц руку и прижалась губами к его ладони.

И тут произошло первое потрясение –