Подавляй и властвуй. Как люди теряют человечность? - Стэнли Милгрэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы отдавали себе отчет в том, что норвежцы и французы могут различаться в своей способности к различению долготы звука и что, возможно, именно этим фактором объясняется различие в количестве неправильных ответов, данных норвежскими и французскими испытуемыми в группе. Поэтому перед началом эксперимента каждый испытуемый прошел тест на различение звуков, и по результатам этого теста мы не обнаружили различий между двумя выборками испытуемых.
В первых двух экспериментах от испытуемого требовалось не только принять решение перед лицом единодушного мнения группы, но и открыто объявить о своем решении группе (так, по крайней мере, думал испытуемый). Другими словами, поведенческий акт имел черты публичности. Ни для кого не секрет, что наиболее наглядно конформность проявляет себя именно в публичном поведении. Если поведение человека или его манера одеваться резко расходятся с общепринятыми стандартами, реакция общества бывает, как правило, мгновенной и весьма критичной. Поэтому мы спросили себя: может быть, норвежцы так конформны только в ситуации публичности, когда они знают, что должны объявить свои ответы вслух? Чтобы ответить на этот вопрос, мы провели эксперимент, в котором испытуемому разрешалось записывать свои ответы на бумаге, не объявляя их вслух. В эксперименте участвовали 20 норвежских и 20 французских студентов.
В третьем тесте испытуемые, вместо того чтобы объявлять свои ответы вслух, записывали их на бумагу. В ситуации «цензуры» социальное давление усиливалось критическими комментариями членов группы. В последнем эксперименте «цензура» сохранялась, но испытуемые могли просить повторения звуковых сигналов, на что «отваживались» в основном французы.
Снятие требования публичного ответа привело к существенному снижению уровня конформности в обеих выборках. Но французские испытуемые и на этот раз продемонстрировали более независимое поведение, чем норвежцы. Парижские студенты согласились с группой в 34 % критических проб, тогда как в Осло аналогичный показатель приближался к 50 %. Таким образом, снятие требования публичного ответа снизило конформность на 14 % во французской выборке и только на 6 % в норвежской.
Удивительно, что норвежцы так часто присоединялись к мнению группы даже в условиях тайного голосования. Возможно, среднестатистический норвежец действует из опасения (в данном случае не важно, чем оно вызвано), что действия, совершенные им тайно, в конце концов станут известны группе. Опрос норвежских испытуемых дает некоторые косвенные подтверждения этому предположению. Хотя мы и заверяли всех испытуемых, что группа не узнает об их ответах, один из норвежцев признался, что испытывал опасения во время эксперимента, поскольку слишком часто не соглашался с мнением группы и боялся, что экспериментатор соберет группу, чтобы обсудить с ней возникшие разногласия.
Другой норвежский испытуемый, который согласился с группой в 12 из 16 критических проб, так объяснил нам свое поведение: «В наше время нельзя слишком часто противопоставлять себя большинству. Когда я учился в школе, я был более независимым. Но сейчас жизнь заставляет меня быть покладистее. Если ты постоянно противопоставляешь себя окружающим, у них может сложиться дурное мнение о тебе. Возможно, я исходил из этих соображений». Его спросили: «Даже в ситуации тайного голосования?» Он ответил: «Да, даже сидя один в кабине, я представлял, что подумали бы обо мне люди».
В четвертом эксперименте мы проверили чувствительность норвежских и французских испытуемых к еще одному аспекту группового мнения. Мы задались вопросом: как поведет себя испытуемый, если услышит, что группа открыто критикует его? Логично было бы ожидать в этих условиях повышения уровня конформности. С другой стороны, активная критика способна побудить человека к’ протестному поведению. Более того, можно было ожидать, что норвежцы отреагируют на критику иначе, чем французы. Некоторые мои коллеги предположили, что у французских испытуемых критика лишь возбудит упрямство и сделает их еще более несговорчивыми.
Для того чтобы проверить все эти предположения, мы записали на пленку ряд критических комментариев, которые должны были играть роль негативных санкций; каждый раз, когда ответ испытуемого расходился с мнением большинства, он слышал один из этих комментариев. Первым и самым слабым наказанием за несогласие с группой — как в норвежском, так и во французском экспериментах — было хихиканье одного из членов группы. В последующем испытуемый слышал все более суровую критику в свой адрес. В норвежском эксперименте в основе критических высказываний лежал вопрос: «Skal du stikke deg ut?», означающий примерно следующее: «Рисуетесь?» или «Хотите выделиться?» Эквивалентные по силе высказывания использовались во французском эксперименте. В Париже, когда испытуемый не соглашался с мнением группы, он слышал через наушники: «Voulez-vous faire remarquer?» («Хотите обратить на себя внимание?»).
Эта прямая критика вызвала значительное повышение уровня конформности и в парижской, и в норвежской выборках. Французские испытуемые теперь соглашались с мнением большинства в 59 % критических проб. В Норвегии уровень конформности вырос до 75 %. Но удивляет не это, а то, как реагировали испытуемые на критические высказывания. Норвежские испытуемые воспринимали их совершенно пассивно, тогда как во французском эксперименте большинство испытуемых (более 50 %) так или иначе ответили на критику. Два французских испытуемых, один родом из района Вогезов, а другой — из департамента Эр-э-JIyap, пришли в такую ярость, что обрушили на обидчиков настоящие потоки брани.
Даже когда мы позднее объяснили испытуемым, что в эксперименте использовалась магнитофонная запись, многие из них не верили нам. У них не укладывалось в голове, каким образом нам удалось так правдоподобно вставить критические комментарии в магнитофонную запись, тем более что мы не знали, какой ответ даст испытуемый в каждом конкретном случае. Все дело в том, что мы использовали два магнитофона. На одном проигрывалась стандартная запись, воспроизводящая звуковые сигналы и оценки группы и содержащая «пробелы», во время которых испытуемый должен был дать свой ответ. На другой пленке были записаны только критические комментарии членов группы. Всякий раз, когда ответ испытуемого расходился с мнением группы, экспериментатор просто включал второй магнитофон и испытуемый слышал тот или иной комментарий. Комментарии звучали сразу же вслед за ответом испытуемого, что создавало у него впечатление абсолютной спонтанности.
В целях более достоверной интерпретации результатов мы провели еще одну серию экспериментов. Многие норвежские испытуемые, когда экспериментатор