Под сетью - Айрис Мердок

В комнате не было ничего. Я даже не сразу узнал ее. Многоцветный хаос исчез, не осталось ни одной блестки, ни единого шелкового лоскутка, Окна были распахнуты на реку. Только в дальнем углу стоял складной стол, заваленный бумагами. Я застыл в горестном изумлении. Потом вышел на площадку. Было ясно, что катастрофа коснулась всего здания. Оно гудело, скрипело, в нем гуляло эхо. Из каких-то комнат доносились голоса и стук тяжелых шагов по голым доскам. Хлопали двери. Через все окна вливался веселый гул летнего утра. Кто-то наложил на дом грубую руку, подверг его насилию. Вдруг я вспомнил про дверь в зрительный зал. Я подергал ее, но она по-прежнему была заперта. Какую бы тайну ни хранило сердце этого непонятного дома, здесь она еще какое-то время будет в безопасности.

По лестнице поднималась, насвистывая, девушка с веселым лицом, в синих джинсах. При виде меня она сказала:

— Вы насчет розничных цен?

Я уставился на нее как идиот, и она поспешно добавила:

— Простите, я думала, вы из Пэддингтонской группы.

— Я искал одну из служащих театра.

— А они, кажется, все уехали, — сказала девушка и прошла в комнату Анны.

Я еще стоял, вцепившись одной рукой в перила, а другой прижимая к себе охапку цветов, когда двое мужчин в вельветовых штанах пронесли мимо меня большой деревянный щит. На щите были выведены буквы «ННСП».

Я очутился на улице. К дому за это время подъехали еще два грузовика. Я пошел по тротуару. Когда я поравнялся с последним грузовиком, что-то в его кузове привлекло мое внимание. Я остановился, подошел ближе. И тут меня охватило странное волнение. В грузовике были вещи из комнаты Анны. В этом огромном ящике, который придерживал только задний борт, были свалены как попало все сокровища, которые я так хорошо помнил. Я быстро оглянулся. Никто не видит. В следующее мгновение я уже перелез через борт и, поскользнувшись, в дожде осыпающихся лепестков, упал вместе со своими цветами в податливую мешанину из игрушек и тканей. Я огляделся. Здесь были все мои старые знакомые: лошадь-качалка, чучело змеи, маски, железный гром. Я глядел на них с глубокой грустью. В резком свете солнца это была всего лишь беспорядочная груда грязных, поломанных вещей. Таинственный порядок, объединявший их и так мягко и естественно исходивший от присутствия Анны, отлетел прочь, Теперь они лежали неловко, где рядом, где одно на другом, и колдовство исчезло.

Я все смотрел на них, и вдруг ощутил сильный толчок — грузовик тронулся. Меня швырнуло вперед, я ушиб щеку обо что-то твердое, а сверху меня засыпало целым ворохом всякого хлама. Несколько минут я лежал неподвижно, вдавившись лицом в одну из нагло ухмыляющихся масок, а в спину мне упирался конец жестяной дудки. Потом я медленно выбрался на свет божий. Грузовик шел по Кинг-стрит. Я подумал: а что, если я в нем останусь, и он привезет меня к Анне? Но тут же проникся уверенностью, что нет, не привезет. Вещи выглядели покинутыми, и гораздо вероятнее было, что их везут на склад какого-нибудь аукционного зала. Я стал медленно и печально перебирать их, узнавая и приветствуя одну за другой; а цветы я оборвал и посыпал кучу обломков лепестками пионов и роз с таким чувством, будто хороню какое-то диковинное начинание.

Пригнувшись, чтобы выпростать ногу из стеклянного ожерелья, я заметил что-то белое на шее лошади-качалки, которая лежала на боку, заваленная другим скарбом. К ее уздечке был прикреплен конверт. С испугом и тревогой я пригляделся: на конверте стояло «Дж.» Я отколол его и сам не свой от волнения, поспешно развернул лежавший в нем листок бумаги. Я прочел: «Жаль, что я не могла больше ждать. Ко мне обратились с одним предложением, и хотя оно мне не по душе, но чувствую, что принять его нужно. Анна». Ошеломленный, я смотрел на листок, и тяжкий камень горя ворочался у меня на сердце. Что это значит? Ах, почему я не приехал раньше? Что это за предложение? Может быть, Хьюго… Я рывком выпростал ногу, стеклянные бусины взлетели фонтаном, запрыгали и наконец успокоились в щелях и ямках раскачивающейся груды вещей. Под звук рвущегося шелка я поднялся на колени и пополз к заднему борту. Мы как раз проезжали мимо Альберт-Холла.

В последний раз я обвел взглядом имущество Анны. Из-под полосатой шали выглядывала золоченая корона, которой я венчал ее на царство в ее безмолвных, размалеванных владениях. Я просунул в корону руку, подтянул ее повыше и приготовился прыгать. Перед светофором на Найтсбридж грузовик замедлил ход. Поднимаясь с колен, я увидел гром — он держался еле-еле, вонзившись одним углом в кучу тряпья. Я дотянулся до него и потряс что было силы. А потом соскочил на землю. Грузовик, набирая скорость, свернул на Бромптон-роуд, а зловещий звук все еще разносился по перекрестку, и прохожие останавливались, осматривались, прислушивались. Унося этот грохот в ушах, я вошел в Хайд-парк, растянулся на траве и почти в ту же минуту заснул.

Мне казалось, что я проспал много дней, но было всего половина двенадцатого. Я не сразу вспомнил, почему мне так скверно, и несколько минут смотрел на золоченую корону, которую и во сне не выпускал из рук, стараясь понять, что это такое и откуда она взялась. Когда печальные события этого утра прояснились, я стал думать, как же быть дальше. Первым делом нужно дотащиться до аптеки и принять что-нибудь от головной боли. Что я и сделал. Потом утолил терзавшую меня жажду у уличной колонки. Утолять жажду — одно из самых острых наслаждений; просто безобразие, что никто до сих пор не придумал, как его продлевать. Затем я сел на скамью у ворот Хайд-парка и, потирая виски, попробовал выработать какой-то план.

Мне было ясно, что с прежней жизнью покончено навсегда. Я умею понимать намеки судьбы. Какова будет новая жизнь, которой суждено возникнуть на обломках старой, — этого мне не угадать. А между тем нужно хотя бы попытаться разрешить кое-какие проблемы, иначе они не дадут мне покоя. Возникла мысль — немедля мчаться на Холборнский виадук. Но я одернул себя: прежде чем говорить с Хьюго, нужно немножко очухаться, я пока еще был не в себе. Да и вряд ли Хьюго днем сидит дома. По первой из этих причин не стоило разыскивать его и на студии. Лучше я проведу день спокойно, после обеда, может быть, сосну, а потом уже снова пущусь по следам Хьюго. Гораздо охотнее я бы занялся поисками Анны. Но теперь я понятия не имел, где ее искать. И хотелось поскорее заглушить ужасное подозрение, что там, где я найду Хьюго, окажется и Анна. Думать об этом было невыносимо, и я не стал об этом думать.

Я стал перебирать в уме события последних дней и вдруг с досадой сообразил, что, второпях покидая квартиру Сэди, забыл взять с собой экземпляр «Молчальника», который решил конфисковать для собственных нужд. Чем больше я об этом думал, тем больше досадовал. Смогу ли я когда-нибудь снова беседовать с Хьюго — это покажет будущее; но мне представлялось, что так или иначе пришло время свежим глазом взглянуть на эту книгу и решить, есть ли в ней что-нибудь, что стоило бы сохранить для потомства. Нельзя же в самом деле так швыряться своим прошлым. Человек, написавший этот любопытный диалог, еще живет во мне и, как знать, возможно, напишет и еще что-нибудь. Да, «Молчальник» — вот одно из неоконченных дел.