Отражение звезды - Марина Преображенская

И сейчас Севка уже собирался уходить, но в то же мгновение увидел, как соскользнула с козырька подъезда, повисла на дрожащих руках и тут же упала на четвереньки девушка — босая, в одном халатике. Потом она поднялась и, спотыкаясь при каждом шаге, побежала. Она попала в луч света, и Севка увидел ее испуганный умоляющий взгляд.

Дать отпор обкуренному наркотой парню — почти его ровеснику — не составляло труда.

Потом они ехали в такси к Севкиному дому. Девушка — на вид ей было лет семнадцать, как и ему, может, чуть меньше или чуть больше — трудно определить в темноте, — дрожала всем телом, постанывала и судорожно всхлипывала при каждом вздохе.

Только к вечеру следующего дня Севка узнал всю историю жизни Григорьевой Елены Сергеевны. Он мог бы усомниться в ее правдивости, настолько история была жуткой и невероятной, но почему-то сердце Севке подсказывало — все в ней истинно. Не может человек в таком состоянии лгать. Да и глаза! Он давно научился распознавать людей по глазам, читать их души, слышать их тайные мысли. Он давно узнал цену жизни, потерял страх и приобрел богатый опыт. Севка рано стал самостоятельным человеком, кормильцем семьи и надежной опорой матери. Цирковые дети рано взрослеют.

Но Сева впервые столкнулся с такой ситуацией и совсем растерялся.

— Ты должна что-нибудь предпринять, — произнес он. — Этого нельзя так оставлять. — Он смотрел на ее горестно сдвинутые брови и понимал, какие муки испытывает сейчас эта девушка.

Мелкий озноб перешел в лихорадку. Леночка вскочила с дивана и стала нервно расхаживать по комнате. Из угла в угол, из угла в угол. Она не могла найти себе места ни в одной точке комнаты.

— Мне плохо. Меня знобит… — Это Севка и сам видел. Зубы Леночки клацали, сердце громко стучало, глаза щурились и слезились от яркого света люстры.

Севка выключил верхний свет, зажег свечу в подсвечнике и тоже стал ходить по квартире. Он поставил на плиту чайник.

— Может, чайку? С медом. Успокаивает, — предложил он Леночке и укрыл ее дрожащие плечи шотландским пледом. Плед был действительно из Шотландии — он приобрел его на одну из первых своих зарплат во время гастролей. Покупал специально для бабушки — в подарок на день рождения, она грелась под его теплым шерстяным плетением лет десять — до самых последних дней своей жизни. Плед в некоторых местах истерся, истончился до полупрозрачности, но все равно так же, как и раньше, хранил тепло. Севка очень любил его: если раньше он напоминал бабушке о Севке, то теперь напоминал Севке о самом любимом им человеке. Бабушку он любил, пожалуй, даже больше, чем родителей. Только здесь, в ее доме, он чувствовал, что и у него есть корни, а так ведь болтается по миру, как перекати-поле…

— Спасибо, — Леночка благодарно улыбнулась. Ее безудержно колотило, но заботливые руки странного мальчика вселяли в ее душу уверенность и спокойствие. — Сева, меня скручивает. Мне плохо.

— Послушай? — Он вдруг остановился. — А может, у тебя ломка? Я слышал, у наркоманов такое бывает.

— Я не наркоманка! Надеюсь, это ты понимаешь?!

— Может, «Скорую»?

Как в тумане, Леночка добралась до дивана. Мышцы онемели, было трудно дышать. Из горла вырывался тугой хрип. Если бы ей велели проползти голышом через Красную площадь ради избавления от этой муки, она тут же сделала бы это не задумываясь.

— Свяжи меня, — прошептала она, ощущая, как все ее нутро будто рвется наружу. — Слышишь, — дыхание ее стало частым и сиплым. — Слышишь?!

— Я не могу, — Севка положил руку на лоб Леночки. — Давай «Скорую»? Я мигом!

— Не смей! Меня упрячут в психушку или еще куда-нибудь. Я прошу тебя, умоляю…

Севка нашел длинное вафельное полотенце. Перетянул Леночкины руки, ему показалось туго — он отпустил узлы.

— Туже! — закричала она, и лицо ее исказила гримаса боли. — Туже! И ноги, пожалуйста!

Он развел ее ноги в стороны и каждую тоже обмотал вокруг щиколоток полотенцем. Только Севка успел привязать ее ноги к деревянным подлокотникам дивана, как Леночка стала извиваться всем телом, словно попала под электрический разряд, корчиться, биться в истерике. На лицо ее было страшно смотреть. Мокрое от пота, в бело-лиловых пятнах, оно представляло собой нечто ужасное Таких глаз, распахнутых и чуть выкатившихся из орбит, в которых застыла мука, Севка еще никогда в своей жизни не видел.

«Это страшный сон, — думал он. — Это нужно прекратить! Немедленно прекратить! Она погибнет, как Раечка, о которой Лена только что рассказывала». Севка смотрел на Лену, слезы катились по его лицу, все перепуталось в его голове. Казалось, этому никогда не будет конца. Он сжал кулаки, упал в кресло, отвернулся, чтобы не видеть, как она страдает. Потом вскочил, принес влажное полотенце и положил Леночке на лоб.

Ее лицо немного разгладилось, она тяжело вздохнула, на несколько мгновений задержала дыхание и вместе с воздухом исторгла из груди стон облегчения.

Севка провел по ее лицу ладонью. Кажется, отпустило. Он уткнулся обессиленной от напряжения головой в ее мокрое плечо и хрипло торопливо прошептал:

— Я не переживу еще одного приступа. Что же это такое, а?

Леночка улыбнулась. Улыбка ее показалась Севке еще страшнее, чем недавние судороги, — она была измучена, обессилена еще не отпустившей ее до конца болью. Севка поразился мужеству Леночки. Он еще раз посмотрел в ее усталые, уставившиеся в потолок глаза, и понял: отступать ему некуда.

Еще ни к одному человеку в своей жизни Севка не испытывал такого колдовского, безумного, беспредельного чувства.

Приступы повторялись еще раза два. Леночка стонала, но стало заметно, что уже не такая жестокая боль скручивает ее и вынуждает дергаться каждый пальчик. Потом боль и вовсе ослабла. Леночка все еще прерывисто дышала, то и дело тишину комнаты нарушал едва слышный протяжный стон, лоб покрывала испарина, но она смежила веки, перестала беззвучно шевелить губами и ближе к утру, в сероватом отсвете наступающих предрассветных сумерек, когда день постепенно входит в свои права, наконец-то уснула.

Севка раздвинул кресло, нашел покрывальце, натянул его до самого подбородка и, вслушиваясь в неровное дыхание Леночки, тоже провалился в сон.

— Пожалуйста, пригласите к телефону Каратаева, — услышал он слабый голос Леночки и открыл глаза. — Не хотелось тебя тревожить, — сказала она Севке. — Да-да, Каратаева. Как нет? Он что, не работает уже у вас? А… где? Главным редактором? Спасибо. — Леночка протянула руку в сторону Севки, давая понять, что ей нужна ручка. — Спасибо, — еще раз произнесла она. — Да, я готова записать его телефон. Кто спрашивает? Да так, знакомая…

Леночка с облегчением вздохнула, повесила трубку на рычаг и посмотрела на листочек с записанным номером телефона брата Аганина. Выглядела она еще не совсем здоровой, но вчерашнего напряжения уже не было. На бледненьком, худеньком и заостренном к подбородку личике проступил слабый румянец.