Ветер с Юга. Книга 1 - Людмила Ример

Палий метался по комнате, как раненый зверь. Прихрамывая на правую ногу, он яростно скрежетал зубами, чувствуя, как нестерпимая режущая боль, охватившая всю правую половину живота, постепенно расползается вверх по груди и уже добралась до правой руки.

Боль то чуть отпускала, давая возможность вздохнуть, то наваливалась с новой силой, скручивая всё внутри в тугой пульсирующий жгут. Внезапно подступила тошнота, и содержимое его желудка вывернуло прямо на богатый ковер из Дастрии.

Спазм облегчения не принёс. Вытерев с губ горькую слюну, Палий злобно завращал маленькими заплывшими глазками и заорал на своего прислужника Лурта Крокса, ползавшего у его ног в тщетной надежде спасти дорогой ковер:

– Вы, крысы подлые, смерти моей хотите! Где этот недоделанный лекаришка, чтоб его черви заживо сожрали! Уже двадцать минут, как за ним послали, а он будто провалился в Вечную Тьму, проклятый! У меня всё нутро горит! Беги за ним! И не вздумай возвратиться один – я прикажу содрать с тебя шкуру! Живьём! И зажарить в смоле! Вон пошёл!!

Лурт выскочил из комнаты, как ошпаренный, но через минуту вернулся в сопровождении крепкого старика среднего роста с короткой чёрной с проседью бородой, крючковатым носом и живыми серо-зелёными глазами в весёлых лучиках мелких морщин. Его ещё густые седые волосы были зачёсаны назад, открывая высокий лоб.

Одет мужчина был просто – в длинный серый балахон, схваченный на поясе кожаным плетёным ремешком с прицепленным к нему объёмистым кошелём. Мягкие сапоги из тонкой кожи дополняли его наряд.

В руках старик нёс небольшой ящичек из белого дерева, украшенный сложным орнаментом из переплетающихся кругов и линий. Глянув на своего господина, ковыляющего по комнате, как старый больной бегемот, он направился к столу, привычно ворча:

– Мой Повелитель когда-нибудь начнёт слушать то, что ему говорит его лекарь…

– Тебя где носило, враг ты человеческий! Я тут чуть не умер, пока ты склянками бренчал в своей кладовке! Боги, Боги, как же у меня всё болит… Будь проклят тот день, когда я взял тебя в лекари! О-о-о-о…

Новый спазм и приступ рвоты скрутили Палия, и он, схватившись руками за живот, повалился на кровать. Лабус Сусвинт, Главный лекарь двора Повелителя, лёгкой походкой, совершенно не вяжущейся с его возрастом, подошёл к больному и быстро осмотрел его.

Заглянув в глаза, он заставил больного открыть рот и, задрав широкую рубаху, больше напоминающую парус на рыбацкой лодке, сильной рукой ощупал живот. Палий задохнулся от резанувшей боли и попытался лягнуть лекаря ногой. Лабус ловко увернулся и поспешил к столу, качая головой.

– Господин опять за завтраком позволил себе жирного поросёнка?

– Да не ел я сегодня никакой свиньи! Меня тошнило с утра, я только пирог с почками и укусил пару раз… Ты лечить меня думаешь, прыщ козлиный? Или мне палача звать?

– Конечно, мой господин, я уже лечу вас. Но если вы не откажетесь от пяти кубков своего любимого красного гахарского за каждым обедом, моё лечение будет бессильно. Ваша подагра и приступ каменных колик имеют одну природу – ваш невоздержанный в еде и питье нрав.

– Боги Вечные и Истинные! Ты заткнешься когда-нибудь? Порази тебя гром и испепели тебя молния! У-у-у, как же мне больно!

– Выпейте, мой господин! Это настойка цветов сцинии. Только пейте залпом!

Лекарь подал Палию небольшой флакон из синего стекла. Тот схватил лекарство трясущейся рукой и быстро поднёс его ко рту. Сейчас он был готов сожрать любую мерзость, лишь бы ушла невыносимая боль. Рот обожгло горько-солёным неимоверно противным вкусом, от которого опять накатила тошнота, но Палий сжал зубы и, покрываясь холодным потом, зажмурил глаза, приготовившись к новой волне выжигающей его изнутри боли.

Минуты шли за минутами, и боль начала затихать. Она растворялась, слабела и, наконец, превратилась в какие-то неопределённые малоприятные ощущения в глубине живота. Палий открыл глаза и стёр со лба обильно выступивший пот. Лекарь стоял рядом, внимательно наблюдая за лицом своего господина. Тот устало проговорил:

– Затихла, зараза её забери… Но в животе как будто сражается мой вчерашний ужин с сегодняшним завтраком… Ох ты, ужин побеждает! – И Палий, кряхтя и охая, взгромоздился на услужливо подвинутую Луртом Кроксом белую ночную вазу, габаритами под стать своему дородному хозяину.

– Господин, это лекарство будет действовать ещё два дня и хорошо прочистит твой кишечник. Но если ты не умеришь свой аппетит, боль может вернуться. Однажды её не смогу прогнать даже я, Лабус Сусвинт, Главный лекарь двора. Если камень порвёт пузырь, тебя ждёт долгая и мучительная смерть.

– Как же вы любите пугать, гадкие лекаришки! Все мы умрём, раньше или позже. Вечными в нашем мире могут быть только Боги! Ты давай мне эти гадкие настойки и молча делай своё дело! И нечего совать свой нос в мою тарелку! И в мой кубок! Я – Повелитель и буду делать то, что захочу! А если ты не сумеешь меня вылечить, на твоё место желающие найдутся, только свисни! Так что, иди к дьяволу!

Лабус, совершенно не удивлённый словами неблагодарного пациента, сунул под мышку свой ящик и, поклонившись снова улегшемуся на кровать Палию, направился к двери.

– Стой, стой немедленно! – Палий подскочил и резво кинулся к горшку. – Я что, так и буду на нём сидеть весь день?!

– Да, мой господин, это лекарство именно так и действует.

– Ты что, изверг, забыл, что сегодня вечером состоится церемония провозглашения Наследника! Тысяча мечей тебе в глотку! Или ты хочешь, чтобы я засрал весь тронный зал?

– Всё должно быть сделано в своё время, мой господин – сначала чистим, потом закрепляем. Иначе можно и не получить нужный ре…

– Глотка Вельзевула! Мне твой долбанный результат нужен немедленно! Я не собираюсь ждать, пока ты изведёшь меня на говно! Ты слышишь меня, клистирная трубка? Немедленно! Давай сюда свои склянки!

Лабус Сусвинт с невозмутимым выражением лица снова открыл свой ящик, вытащил из него квадратный тёмный флакончик, накапал в хрустальный стакан с водой несколько капель бурой жидкости и молча подал хозяину. Палий взял лекарство, с недоверием понюхал содержимое стакана и, недовольно скривив губы, залпом выпил.

Лекарь в душе улыбнулся. За все годы службы у Повелителя его уже раз триста должны были повесить, разрубить на куски и содрать с него с живого кожу. Палий обладал буйным нравом, как, впрочем, почти все представители семейства Корстаков.

Любая мелочь могла вывести его из себя и вызвать жуткий приступ гнева, когда в головы несчастных прислужников летело всё, до чего могли дотянуться его руки. Он бушевал, изрыгая пламя и дым, топая ногами и сыпля страшные проклятия, и только один человек на свете мог быстро угомонить этого разъярённого быка – его вторая дочь Лея.

Его любимица, белокурая голубоглазая красавица восемнадцати лет от роду, с годами всё больше становилась похожа на свою мать, умершую, когда девочке был всего год. Палий, безумно любивший свою первую жену, три года носил по ней траур, превратившись за это время в жестокого правителя, замкнутого и молчаливого.