Женщина, которая легла в кровать на год - Сью Таунсенд

— Нет, мы приехали сами по себе, — ответила миссис Хордерн.

Спустя несколько часов, когда гости наконец ушли, Ева объявила:

— Это был самый ужасный вечер в моей жизни — включая тот, когда я рожала близнецов. Что случилось, Брайан? Неужели твои коллеги тебя ненавидят и избегают?

— Сам понять не могу, — вздохнул муж. — Думаю, мое объявление слетело с доски. Я закрепил его всего одной кнопкой.

— Да уж, — сказала Ева. — Наверное, именно так и случилось. Все дело в кнопке.

Позже, за второй бутылкой бургундского, Брайан спросил:

— А ты заметила, как я запускал свои ракеты «Боберовские особые»? Хоть бы кто ахнул или охнул. Эти тупицы просто сидели и набивали свои ненасытные утробы углеводами и жирами! А я-то целых семь дней делал эти ракеты. Жизнью рисковал, между прочим. Ну, в смысле, работал с нестабильными веществами. В любой момент я мог и сам подорваться, и взорвать сараи к чертям собачьим.

— Очень красивые ракеты получились, Брайан, — похвалила Ева. — Действительно замечательные. — Ей было искренне жаль мужа.

Каждый раз, когда стартовала ракета, она следила за его лицом. Брайан радовался как ребенок и щурился на траекторию и высокий огненный купол каждой запущенной петарды с видом гордого отца, чей сын делает первые шаги.

А сейчас Ева оглядела свою белую комнату и подумала: «Это было в прошлом и уже прошло. И теперь мне совершенно ничего не надо делать, только любоваться салютом».

Ева не вставала с постели уже семь недель и похудела на шесть килограммов. У нее шелушилась кожа, и ей казалось, что волос выпадает слишком много.

Иногда Брайан приносил жене чай с тостом. Протягивал ей поднос с печальным вздохом. Зачастую чай был холодным, а тост непрожаренным, но Ева всякий раз рассыпалась в благодарностях.

Она нуждалась в муже.

А если утром Брайан забывал о ней или не успевал позаботиться о завтраке, Ева оставалась голодной. Хранение еды в комнате шло вразрез с ее теперешними правилами. Зато вода из-под крана была доступна в любой момент.

В один прекрасный день Руби попыталась заставить Еву выпить стакан шипучего лимонада «Люкозад», приговаривая:

— Это средство живо поднимет тебя на ноги. Когда у меня приключилась пневмония и я находилась между жизнью и смертью — ну, знаешь, стояла в начале туннеля и видела свет в конце, — твой папа пришел ко мне с бутылкой «Люкозада». Я глотнула и сразу сделалась чем-то вроде чудовища Франкенштейна после удара молнии. Тут же вскочила с постели и пошла!

— Значит, все эти антибиотики, что тебе тогда кололи, были совсем ни при чем? — поинтересовалась Ева.

— Именно! — фыркнула Руби. — Мой врач, мистер Брайарс, признал, что на тот момент даже не представлял, чем мне помочь. Он перепробовал решительно все, даже молитвы, лишь бы не дать мне устремиться дальше по туннелю.

— Выходит, тот самый мистер Брайарс, который десять лет учился, читал лекции и написал кучу научных работ о пневмонии, тебя подвел, а пара глотков сладкой газировки вернула к жизни?

Глаза Руби сияли.

— Да! И не просто газировки, а именно «Люкозада»!

В первые дни Евиного добровольного заточения свекровь готовила еду для нее через день. Ивонн стряпала простые блюда из мяса с овощным гарниром и свято верила, что щедрая порция подливы превращает любую снедь в праздник для желудка. Пустые тарелки Евы никогда не вызывали у кулинарки подозрений, так как Ивонн решила, что невестка наконец-то разлюбила глупые заморские разносолы и обрела вкус к традиционным английским блюдам. Мать Брайана считала себя крупной специалисткой в английской кухне.

Ивонн никогда не должна была узнать, что ее стряпню (приготовленную неуклюже, с мученическими вздохами и грохотом глиняной посуды и кастрюль) подчистую съедало лисье семейство, поселившееся за разросшимся лавром в палисаднике Евы. Эти бесшабашно смелые юркие создания, которым наскучило питаться объедками ризотто, тарамасалаты и прочих подобных изысков, выбрасываемыми представителями среднего класса — основным контингентом домовладельцев на улице, — дрались за добротные отбивные и котлеты Ивонн. Похоже, лисы тоже предпочитали традиционную английскую кухню.

Около семи вечера в дни, когда приходила свекровь, Ева подползала к изножью кровати и выбрасывала содержимое тарелки в открытое окно. Ей нравилось наблюдать, как звери едят и облизываются. Порой ей даже казалось, что одна лисица поднимает на нее глаза и подмигивает из женской солидарности. Но конечно, это была лишь игра воображения.

Как-то раз Ивонн немало озадачилась, обнаружив на крыльце кусок печенки с беконом, а на тротуаре перед домом Евы — домашнюю сардельку.

Однажды в середине ноября Александр заглянул к Еве по пути на работу.

— Знаешь, ты полным ходом превращаешься в скелет, — заметил он.

— Я не сижу на диете, — возразила Ева.

— Тебе нужно есть что-то вкусное, что ты особенно любишь. Напиши список, а я договорюсь с твоим мужем.

Еве понравилось обдумывать, какая еда ей по-настоящему нравится. У нее была бездна времени для размышлений, но в конце концов она ограничилась на удивление коротким и скромным перечнем.

— Если Еве подпалить задницу, она мигом вскочит, — посоветовала Брайану Руби. — Ты слишком с ней деликатничаешь.

— Я побаиваюсь ее, — признался Брайан. — Помню, как-то поднимаю взгляд от книги, а она пялится прямо на меня, занеся нож над разделочной доской для мяса.

Они ходили с тележкой по магазину «Моррисонс», выбирая ингредиенты для вечерних трапез. Список Евы лежал у Брайана в кармане.

— Она всегда так смотрела, — рассеянно сказала Руби, останавливаясь в отделе полуфабрикатов для быстрой обжарки. — Я частенько подумывала сготовить стир-фрай[15], но у меня нет вонка.

Брайан не стал поправлять тещу, что сковорода называется не «вонк», а «вок». Ему хотелось сосредоточиться на Еве и причине, по которой та отказывается покидать кровать, когда-то бывшую «их» супружеским ложем.

А ведь он не был плохим мужем. Никогда не бил ее — ну, не сильно, во всяком случае. Всего пару раз толкнул, а однажды, обнаружив спрятанную за бойлером валентинку с надписью «Ева, уходи от своего кретина ко мне», перебросил жену через перила вниз головой. Но это, конечно же, в шутку. Потом он с огромным трудом втащил ее обратно, в какой-то момент чуть снова не уронив вниз на кафельный пол, но Еве было вовсе необязательно орать так громко. Разве можно так бесконтрольно проявлять эмоции? Бесстыжий эксгибиционизм — вот что это было.