Постучи в мою дверь - Маша Моран

— Вот голубушка, постой-ка здесь.

Олеся не выдержала и упала. Брызги коричневой жижи попали в глаза, но ей уже на все плевать. Зачем он мучает ее? Зачем все ее мучают?

— Ну или посиди, если хочешь.

Дед пожал плечами и подергал белоснежную бороду. Олеся закрыла глаза. Во рту тоже оказалась грязь. Земля вдруг задрожала.

— О! — Бодрый голос старика прорвался сквозь пелену отчаяния. — Едут, голубушка. — Хлопок в ладоши эхом и пульсацией отозвался в голове. — Тогда я пошел. А ты веди себя хорошо.

Кряхтя он наклонился, убрал с глаз Олеси волосы и потрепал по плечу. Как будто действительно был заботливым дедушкой, который впервые отдавал непоседливую внучку в детский сад. Его морщинистое лицо вдруг начало расплываться, и Олеся поняла, что все-таки плачет. Она закрыла глаза, а когда открыла вновь, рядом никого уже не было. Земля тряслась сильнее. Заржала лошадь. Резкий звук разрезал воздух, и кто-то выругался. Как же она устала… Ей нужна тишина. Чтобы можно было заснуть и забыть обо всем.

— Господи! Кто это?

— Кабы я знал, госпожа! Еду, а она валяется тут! Разлеглась!

— Чобан! Не смей так говорить! Нужно помочь бедняжке.

— Да чо ей помогать, госпожа? Скопытилась она!

Удар в живот привел Олесю в себя. Мучитель с такой силой пнул ее, что все внутренности перевернулись. Она закашлялась, выплевывая изо рта сгустки крови.

— Это же Маргит! Немедля бери и неси ее в карету! Ну, что стоишь? Приеду и прикажу тебя выпороть!

— Простите, госпожа, простите… Не признал, дурак слепой. Я уже!

Олесю вновь сгребли в охапку. Она попыталась закричать, чтобы ее наконец оставили в покое, но садист только еще больнее сжал. Внезапно на нее обрушилась темнота.

Вновь Олеся пришла в себя в крошечной комнатке, которая почему-то двигалась.

— Скоро уже, милая. Скоро совсем. Потерпи чуть-чуть. Уже почти приехали. Что же с тобой приключилось, бедная моя?

Олеся не могла понять, о чем ее спрашивает черноволосая красавица. Она была похожа на принцессу. У Олеси в детстве была книга сказок. Каждый разворот украшали красочные иллюстрации невиданной красоты. Когда разглядывала их, Олесе казалось, что она переносится в саму сказку, в чудесную волшебную страну. И эта женщина, что сейчас ласково убирала с ее лба волосы, казалась жительницей одной из невероятных историй. Может, это Белоснежка? Черные, как смоль волосы. Белое, словно снег лицо. Это точно про нее! Нужно предупредить о мачехе. И яблоке. Сказать, чтобы не кусала. Олеся попыталась открыть рот, чтобы сказать, но из горла вырвалось только несколько бессвязных хрипов. В груди заболело. Белоснежка нежно коснулась Олесиной щеки.

— Ш-ш-ш… Все будет хорошо, Маргит. Вот увидишь. Я позабочусь о тебе.

Маргит? Но она не Маргит. Она — Олеся. Нужно сказать Белоснежке об этом. Наверное она добра потому, что спутала Олесю с кем-то…

— Не переживай. Едва приедем в замок, тут же пошлем за доктором и Миклошем. Он будет рядом с тобой, и тебе наверняка полегчает.

Олеся не знала почему, но едва Белоснежка произнесла незнакомое имя, нутро сжалось от ужаса. Олесе казалось, что кто-то шурудит внутри нее раскаленной кочергой, словно угли ворошат в камине. Больно. Как же больно. Она застонала. Наружу рвался крик. Но все, что она смогла из себя исторгнуть — глупые раздражающие слух стоны. От усилий перед глазами вновь все поплыло. Олеся старалась удерживать веки открытыми. Она смогла рассмотреть голубую ткань с цветочным узором, обтягивающую стены ее тесной комнатки. Сиреневый бархат небольшого диванчика. Плывущие за окном ели. Где она? Где?..

— Скоро будем дома, Маргит. Держись. Осталось совсем чуть-чуть.

Олеся не знала, кто такая эта Маргит. Да и не хотела знать. Ей нужно было тепло. И чтобы ушла адская боль.

— Потерпи, милая… Потерпи… Приедет Миклош… Будет о тебе заботиться…

Олеся хотела сказать, чтобы Беслонежка перестала произносить имя, от которого внутри все словно начинало кровоточить. Вместо переливающихся серебром веточек на стенах комнатки Олеся видела жуткое существо с рогами и алым языком. Существо скалилось, с его языка стекала кровь, а глаза горели огнем. Оно взмахивало кнутом и смеялось, глядя на нее. Господи, кто это?! Что ему нужно?! Олеся пыталась закричать, но голос ее не слушался. Бежать! Нужно бежать… Она металась в попытке убежать, но везде натыкалась на безобразное существо. Оно смеялось… Все время смеялось и повторяло, что она очень плохо себя вела. Олеся видела извивающийся ядовитой змеей кнут. В тот момент, когда он настиг ее и ужалил, она вновь провалилась в темноту.

Олеся открыла и тут же закрыла глаза. Слишком светло. Слишком ярко. Она так привыкла к темноте, что любые краски теперь раздражали. Она еще немного полежала зажмурившись, но все же решилась приподнять немного веки. Странно, но оказалось, что в комнате не так уж и светло. И совсем не ярко… С трудом Олеся повернула голову и огляделась. В животе медленно скручивался тугой узел страха. Она лежала в просторной кровати. Это не ее комната. Потому что у нее не было кровати с четырьмя столбиками, украшенных миниатюрными крылатыми драконами. И с ее кровати точно не свисал небесно-голубой полог. Может, она сошла с ума, и это галлюцинации?

Олеся пыталась вспомнить, как могла здесь оказаться. Память, не хотя, подбросила тусклые картинки того, как она самой последней уходит с работы, как бредет по улице, боясь уронить папку и смять пирожные, как останавливается у светофора и рассматривает рекламный щит… Она отчетливо помнила, как загадывала желание Деду Морозу в тот момент, когда… Ее сбила машина. Огромная черная машина. Олеся помнила и боль от удара. Ужасную боль, от которой даже сейчас парализовывало все мышцы. Ей казалось, что она умерла. Даже не от удара, а именно от боли, просочившейся в каждый нерв. Но нет, кажется, она жива. Наверное, в больнице… Олеся снова осмотрелась. Может, это частная клиника? Но как-то не верится, что даже в частной может быть такая кровать… Олеся снова закрыла глаза. А если, у нее сотрясение мозга?

Она вдруг вспомнила, как пришла в себя в какой-то хижине, и старый бородатый дед заставлял ее выйти в самый мороз. А потом она тряслась на… телеге? Да, это точно была телега. Затем дед бросил ее посреди дороги, в грязи, и уехал. А Олесю подобрала красавица-Белоснежка. По затылку словно кто-то принялся стучать молотком. Олеся тихо застонала от мучительной пульсации. Но стоило ей издать даже такой тихий, едва слышный звук, как пульсация перебралась в виски. Хоть бы не сотрясение. Как она вообще осталась жива? В тот момент, когда в затылок вонзился осколок стекла, Олесе показалось, что она умирает.

Она вновь прикрыла глаза. Что теперь будет с работой? Ее же не выгонят за прогулы?! Урод-начальничек вполне может. Олеся вспомнила его мерзкий въедливый взгляд: «Вы работаете в солидной компании, Олеся Юрьевна. У нас офисы по всему миру. Ваш развод может и подождать» — так он ей ответил, когда Олеся пыталась выпросить отгул, чтобы сходить в суд. Господи, ну неужели без нее, работа остановилась бы?! Теперь он точно выставит ее за двери. Олеся так и видела, как он смотрит на нее, всю перебинтованную, в синяках и шрамах, а затем произносит: «Пара царапин — не оправдание для прогулов, Олеся Юрьевна. Вот если бы вы впали в кому… Я бы дал вам день отлежаться. Но не больше.» Олеся внезапно хихикнула. В голове плыл странный туман, но почему-то стало весело. Жутко зачесалась щека. Олеся попыталась поднять руку, чтобы почесать, но конечности казались набитыми ватой. Она чувствовала себя тряпичной куклой. А вдруг ее парализовало? Олесю бросило в жар. На лбу выступила испарина. Что с ней теперь будет? За ней некому ухаживать. Да если бы и было, кому она нужна?! Денег на лечение тоже нет. Господи… Да за что же ей это? Она никогда никому не делала гадостей. Ну разве что несколько раз подразнила одну противную девчонку в школе. Но та заслужила. Мужу она не изменяла. Изменял он. Помогала всем, кто просил помощи. Да она вообще никому не могла отказать. Даже не стала требовать денег с мерзкой соседки сверху, которая ее затопила в прошлом году. Может, за то, что она такая бесхребетная, Бог ее и наказывает? Ну какая от нее польза миру и людям? Да никакой. Не просто же так от нее отказались даже родители, едва Олеся родилась. Спасибо деду, хоть он не бросил. Но его уже пять лет нет в живых. А значит, не осталось никого, кому бы Олеся была нужной и необходимой. От этих мыслей ее начала бить дрожь. Такая, что зубы стучали друг о друга, а все тело тряслось, будто прошибаемое током. Олеся чувствовала каждую рану. Казалось, что она истекает кровью изнутри. Туман в голове превращался в серый дым. Как будто прямо в черепной коробке кто-то невидимый жег сырые осенние листья. От гари и едкого дыма слезились глаза. Олесе пришлось крепко зажмуриться. Но едва она опустила веки, как дым начал развеиваться, и сквозь пыльно-серые клубы проступило очертание жуткого лица. Она его уже где-то видела. Видела страшную рогатую маску. Видела жуткий раздвоенный язык со свистящим шипением, вырывающийся из пасти. Видела, как бешено горят его глаза. Чудовище смеялось и сипело: