Эхо Севера - Джоанна Рут Мейер

Да, я все время была чем-нибудь занята. Старалась убедить себя в том, что довольна своей жизнью. Однако несмотря на постоянные попытки, мне не удавалось избавиться от щемящего чувства одиночества. Не удавалось похоронить его в памяти так же легко, как я похоронила в свое время пустую баночку из-под крема на том заброшенном клочке земли, где должен был шуметь сад.

За несколько месяцев до моего шестнадцатилетия мой мир вновь резко изменился.

Зима была в самом разгаре, снег налипал на витрину нашего магазина, заносил камни на булыжной мостовой. От холода у меня начали замерзать пальцы на ногах – не спасали даже теплые валенки, – и я пораньше закрыла магазин. Затем поднялась наверх, захватив с собой пару книг по анатомии. Эта наука была тогда самой последней моей страстью – я каждый день часами читала медицинские статьи и изучала рисунки к ним.

Оказавшись в нашей квартире, я первым делом закрыла все ставни на окнах, зажгла лампы, подбросила угля в камин, чтобы в нем разгорелось жаркое алое пламя. Приготовила говядину с тушеной капустой, сварила лапшу, поставила кипятиться самовар. При этом каждую свободную минуту я ныряла в свою книгу и, стараясь не капнуть случайно чем-нибудь на ее страницы, читала статью об анатомическом устройстве сердца.

Я ждала отца и Родю. Они должны были появиться с минуты на минуту. Хотя Родя уже шесть месяцев был в учениках у часовых дел мастера в нашем городке, к ужину он всегда возвращался домой. Отец же сегодня с самого утра отправился по каким-то своим таинственным делам, о которых ничего не рассказывал. Мне хотелось надеяться, что снегопад не слишком надолго задержит отца и Родю. Продолжая читать, я постоянно прислушивалась, чтобы уловить звук их шагов на лестнице.

Первым пришел Родя – потопал перед дверью, отряхивая налипший на его толстые башмаки снег; скинул пальто и встряхнул головой, на которой уже таяли снежинки. Я показала рукой, чтобы он садился в свое любимое кресло возле камина, налила заварки в чашку, разбавила кипятком из самовара и протянула брату. Затем приготовила чашку чая для себя и устроилась с ней на потертом диване рядом с Родей. Мы ждали, когда придет отец, чтобы вместе съесть говядину с лапшой и капустой.

– Знаешь, – заметил Родя, прихлебывая чай. – Не думаю, что наш отец сегодня вечером придет домой.

– С чего ты это взял? – посмотрела я на брата. – Тебе известно, где он был сегодня?

– Известно, – усмехнулся он, глядя на меня поверх своей чашки. – У Донии.

Я непонимающе уставилась на Родю. Дония была вдовой пекаря, и после его смерти взяла пекарню в свои руки, но я не понимаю, каким образом это могло быть связано с нашим отцом.

– О, господи, сестра! Ты что, не слушаешь, о чем болтают во всем городке?

Я посмотрела прямо в темные глаза Роди и нахмурилась. Нет, никто из наших посетителей не разговаривал со мной достаточно долго, чтобы поделиться какими-то слухами или сплетнями.

– Мне ничего не известно, Родя, – покачала я головой. – Просто скажи мне.

– Папа влюблен в нее.

– Что?

Я выронила чашку и вскрикнула, когда горячая жидкость обожгла мне пальцы.

Родя рассмеялся, отставил свою чашку и опустился на колени рядом со мной, чтобы помочь собрать с пола осколки.

– Мамы давно нет, сестренка, и папа заслуживает снова получить кусочек своего счастья. И я не смогу оставаться рядом с ним всегда, да и ты тоже. Разве тебе не станет легче, если ты будешь знать, что после нашего отъезда рядом с папой останется женщина, которая сможет позаботиться о нем?

Я собрала осколки чашки в передник и выбежала из комнаты, чтобы выбросить их в мусорное ведро. Выбежала, чтобы только не отвечать на вопрос брата. Однако, вернувшись, я увидела, что Родя по-прежнему сидит на своем месте у камина и пристально смотрит на меня.

– Да, ты не останешься здесь навсегда, – медленно повторил он, словно прочитав мои мысли, и у меня от его слов сжалось горло.

– Но у меня нет никаких вариантов, Родя, – ответила я. – И никогда не было.

– Но, Эхо…

– Давай ужинать, – перебила я его. – Раз уж папа все равно не придет.

Я подала ужин, и мы с братом молча съели его. Я уставилась на огонь, ненавидя саму себя. Лапша показалась мне переваренной, говядина пересушенной, а капуста слишком кислой.

Закончив с ужином, брат взял со стола одну из моих книг про сердце – я успела прочитать ее больше чем наполовину.

– Ты могла бы отправиться в город, чтобы поступить в университет, – сказал он. – Ты очень умная. Намного умнее меня, а может, даже и папы.

– Они не принимают девушек в университет, – отрезала я.

– Начинают принимать, – возразил Родя. – И тебя они возьмут. Почему бы тебе не написать им?

Какое-то время во мне боролись гнев и надежда. В итоге победил гнев, который выплеснулся наружу.

– И что дальше, Родя? – спросила я. – Поступить в университет и жить потом в городе, где все будут проклинать меня, когда я прохожу мимо? Креститься, дразнить и… даже швыряться камнями?

– Нет! – пылко ответил брат. – Поступить в университет и жить в городе, где все восхищаются твоим умом. Где все увидят и поймут, какая ты на самом деле.

Ответить Роде я не успела, потому что в этот момент домой все-таки возвратился отец. Борода у него была перепачкана мукой и пахла корицей, но это было ничто по сравнению с новостью, ошеломившей нас, – весной он собирался жениться.

– Я купил дом, – сказал мне отец на следующее утро. Сам он сидел в это время, сияя как медный таз, над чашкой чая. Я заворачивала в бумагу стопку книг, чтобы отправить их заказчику в город.

– Дом? – удивилась я.

– Для Донии, – ответил отец. – Она столько лет прожила в тесных комнатках над своей пекарней, что вряд ли будет рада сменить их на нашу крохотную квартирку. Я надеялся, что ты поможешь мне привести новое жилище в порядок. Вот уж будет сюрприз для нее!

В этот день мы закрыли магазин раньше, чем обычно, оделись потеплее и поплелись по глубокому вчерашнему снегу за четыре километра к северу от нашего городка. Дом, который купил отец, примостился на опушке у самого леса и был окружен забором. Это был деревянный коттедж с каменной трубой, резными деревянными карнизами на крыше и узорчатыми ставнями. Состояние жилища оказалось весьма плачевным – стекла в окнах разбиты, краска на стенах облупилась, ставни провисли на ржавых петлях.

– Не спеши судить об этом доме по внешнему виду, – сказал отец. – Постарайся почувствовать его душу.

Он вытащил из кармана ключ и отпер входную дверь.