Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал - Анна Гавальда

Что же ты наделал, идиот?

О чем ты думал, когда мои плечи были такие округлые, такие теплые, а твоя рука так близко?!

Какие дела оказались для тебя важнее, чем моя грудь, открытая твоему взгляду?

На что ты отвлекся, когда я должна была ощутить твое дыхание на своей спине?

Неужели твоя чертова штуковина не могла подождать? Возился бы с ней потом, после того, как у тебя все произойдет со мной!

Я застегиваю плащ до самого верха. На улице холодно, я устала и меня подташнивает. Я прошу его проводить меня до ближайшей стоянки такси.

Он в панике.

Вызывай службу спасения, приятель, телефон у тебя есть,

Но нет. Он не дрогнул.

Как будто так и надо. Вроде как мы провожаем добрую знакомую до такси, растираем ей плечи, чтобы согреть, и разглагольствуем о парижской ночи.

Он держит марку почти до конца - что есть, то есть.

Но прежде чем я сажусь в такси, черный «мерседес» с номерами департамента Валь-де-Марн, он говорит:

- Но… мы ведь еще увидимся, правда? Я даже не знаю, где вы живете… Оставьте мне хоть что-нибудь, адрес, телефон…

Он вырывает листок из блокнота и торопливо пишет цифры.

- Вот. Первый номер - домашний, второй - моего мобильного, по нему вы можете звонить мне в любое время…

Это я уже поняла.

- Только не стесняйтесь, в любое время, хорошо?… Я буду ждать.

Я прошу шофера высадить меня в конце бульвара, мне надо пройтись.

Я иду и поддаю ногами несуществующие консервные банки.

Ненавижу мобильные телефоны, ненавижу Саган, ненавижу Бодлера и всех прочих шарлатанов.

Ненавижу свою гордыню.

Какой же дурой становится женщина, когда хочет ребенка! Какие же все бабы дуры.

Стоит ей узнать, что она беременна, и готово дело, открываются шлюзы: любовь, любовь, любовь.

И все, больше ее не заткнешь.

Дуры.

Она - как все. Думает, что беременна. Ей так кажется. Это возможно. Не то чтобы совсем наверняка, но почти.

Она выжидает еще несколько дней. Мало ли что.

Тест на беременность стоит в аптеке 59 франков. Она это знает. Помнит по первому ребенку.

Она говорит себе: подожду еще два дня и сделаю анализ.

Конечно, она не выдерживает. Думает: ну что такое 59 франков, если, может быть, может быть - я беременна? Что такое 59 франков, если через две минуты я буду все знать точно?

59 франков, чтобы открыть наконец шлюзы, а то ведь так можно и лопнуть, там, внутри, все кипит-бурлит, даже живот немножко ноет.

Она бежит в аптеку. Не в ту, куда ходит обычно, - в другую, подальше от дома, где ее не знают. Входит, такая вся из себя равнодушная: «Тест на беременность, пожалуйста», - а сердце бьется сильно-сильно. Она возвращается домой. Она не спешит. Она растягивает удовольствие. Вот он, тест, в ее сумочке, на тумбочке в прихожей, а она суетится по дому. Она пока еще хозяйка положения. Складывает белье. Идет в садик за ребенком. Болтает с другими мамашами. Смеется. У нее хорошее настроение.

Она готовит полдник. Намазывает масло на тосты. Старательно. Слизывает варенье с ложки. Не может удержаться и целует своего сынишку. Куда попало. В шейку. В щечки. В макушку.

Он говорит: «Хватит, мама, пусти». Она сажает его перед ящиком с «Лего», а сама все никак не может отойти и мешает ему играть.

Потом спускается по лестнице. Старается не замечать свою сумочку, но не получается. Она останавливается. Достает тест.

Она нервничает, открывая коробочку. Раздирает упаковку зубами. Инструкцию она прочтет потом. Сначала надо пописать на эту штуку. Закрыть ее колпачком, как шариковую ручку. Она держит это в руке, тепленькое. Потом кладет куда-то.

Читает инструкцию. Подождать четыре минуты и проверить контрольные квадратики. Если оба квадратика порозовели, это значит, в вашей моче, мадам, много ХГГ (хорионического гонадотропного гормона), если оба квадратика порозовели, это значит, что вы, мадам, беременны.

Четыре минуты - как долго! Ладно, пока можно выпить чаю.

Она ставит кухонный таймер на яйцо «в мешочке». Четыре минуты… вот.

Не надо трогать тест. Она обжигает губы горячим чаем.

Заглядывает в полупустой холодильник и размышляет, что бы приготовить на ужин.

Четыре минуты она не выдерживает, да это и ни к чему. Результат уже есть. Беременна.

Она так и знала.

Трубочку она бросает на самое дно мусорного ведра. Хорошенько прикрывает сверху консервными банками и пакетами. Пока это будет ее секрет.

Ну вот, теперь ей легче.

Она делает глубокий вдох полной грудью. Она так и знала.

Это уж просто для очистки совести. Все, шлюзы открыты. Теперь можно подумать о чем-нибудь другом.

Ни о чем другом она больше думать не будет.

Присмотритесь как-нибудь к беременной женщине: вам кажется, что она переходит улицу, или работает, или даже говорит с вами. Ничего подобного. Она думает о своем ребенке.

Она не признается в этом, но ни одной минуты не проходит за все девять месяцев, чтобы она не думала о ребенке.

Да, она вас слушает, но почти не слышит. Она кивает, но на самом деле ей все равно.

Она представляет себе, какой он. Пять миллиметров: с пшеничное зернышко. Один сантиметр: с ракушку. Пять сантиметров: с этот вот ластик на ее письменном столе. Двадцать сантиметров к пятому месяцу: с ее раскрытую ладонь.

Еще ничего не заметно. Совершенно ничего, но она то и дело трогает свой живот.

Да нет, не свой живот она трогает, а его. Точно так же она гладит по голове своего старшего. Это то же самое.

Она сказала мужу. Продумывала, как преподнести ему новость. Разыгрывала в уме целый спектакль, искала особенный голос, бейте-барабаны-плачьте-скрип-ки… А потом махнула рукой.

Она сказала ему ночью, в темноте, когда они переплелись ногами, но просто чтобы уснуть. «Я беременна», - сказала она, и муж поцеловал ее в ухо. «Вот и хорошо», - ответил он.

И сыну она тоже сказала: «Знаешь, у мамы в животе ребеночек. У тебя родится братик или сестричка, как у мамы Пьера. И ты сможешь катать колясочку, как Пьер».

Сынишка приподнял ее свитер и спросил: «А где же он? Где ребеночек?»

Она разыскала на полках книжку Лоранс Перну «Я жду ребенка». Весьма потрепанный томик, который уже успел послужить и ей, и ее невестке, и еще одной подруге.

Первым делом она откроет его на середине, где фотографии.