Золотые камни - Дана Канра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всей детской душой, встревоженной и отчаявшейся, мальчик понимал, что смерть не остановить — так же как боль, зло, несправедливость, и это мучило его уже несколько недель. Отец скончался от внезапной лихорадки и ушел в Живой Лес, а по родовому поместью ползали слухи, что в Мертвую Пустыню. Подлая и наглая ложь. Именно Брентор проводил отца в зеленый край, полный тепла и благодати.
Так что Брентор был представлен само себе, и визит в гости благородной семьи Кроун стал для него праздником. А Ольма скучала здесь, потому что не с кем было играть и веселиться. Брентор стал буквально ее спасением. Проводить время с мальчиком, который старше ее на четыре года, не очень удобно и приятно, но лучше, чем ничего.
Ее благородные и легкомысленные родители пожелали остаться одни и доверили дочку заботам Джейни.
Ольма была поздним ребенком в своей семье. Одни ее братья умерли в младенчестве, другие погибли на войне, а сама она невольно стала утешением родителей. Но о своей участи девочке задумываться было рано, она слишком мала, так что сейчас она с наивным упоением качала ногой в красивой сандалии, и слушала жутковатую сказку в полутемной комнате. Уже в шесть лет она поняла, что если будущее не сулит доброго и прекрасного, то стоит присмотреться к красотам настоящего, но попыталась рассказать об этом родителям и была поднята на смех.
− Девочки твоего возраста не должны задумываться о таких вещах, — назидательно сказал отец, перестав смеяться. Затем подумал и прибавил: — Да и любого возраста, в общем-то.
Он был большим, сильным и немного толстым. Матушка, нервная и беспокойная, постоянно твердила супругу, что благородные люди не должны обжираться, дабы не выглядеть смешно. Каждый раз он мрачнел и кричал. Но дочку он все-таки любил, по крайней мере, Ольме хотелось верить в это — пусть и с каждым годом все меньше. А пока ей было всего шесть, и куда сильнее ей хотелось любить старые сказки со всей их жутью, чем пустую злобу родителей.
Сначала Ольма побаивалась угрюмого десятилетку, сидевшего рядом с ней, затем перестала обращать на него внимание, а Брентор радовался тишине. Ему нравилось прохладное спокойствие, отсутствие голосов и прочих звуков. Впрочем, няня Джейни тоже неплохо справлялась. Жаль, что совсем скоро его воспитанием займутся другие люди.
— Вот и сказке конец, — с улыбкой сказала старая няня и встала. Одернула складки на своей серой тоге. — Вам пора спать, дети.
Брентор нахмурился:
— Это не сказка! Я — новый Повелитель Смерти!
— А я — Повелительница Жизни, — несмело добавила девочка.
— Да, — няня отчего-то погрустнела и покачала головой. — На ваши плечи легла тяжелая доля.
Вставая, Брентор ненароком задел ногой стол с тонкой вазой, в которой покачивался красный цветок на зеленой ножке. Тихий всплеск воды, звон стекла, перелом стебля у основания цветка — все это произошло почти за мгновение.
— Ах, Брентор! — Ольма забыла свою робость и быстро встала со стула. — Что ты наделал?!
Она очень любила цветы и от огорчения даже позабыла, что еще минуту назад опасалась сидеть рядом с мальчиком, а не то что разговаривать.
— Я случайно, — буркнул тот, и молча ушел в свои покои.
Пришлось уйти и Ольме. Время позднее, вечернее. Она пыталась помочь старой няне, но та лишь улыбнулась и махнула рукой.
— Идите спать, госпожа. Тут надо собирать стекло. Еще пораните свои нежные ручки.
И Ольма ушла, пожелав няне спокойной ночи.
Утром в каморке старой Джейни стоял сосуд с широким горлышком и абсолютно живым красным цветком, который вчера неисправимо сломался. Джейни смотрела на него, прижимала морщинистые ладони к впалым смуглым щекам и тихо плакала.
— Повелительница Жизни… — бормотала добрая женщина, утирая слезы. — Сколько невзгод обрушится на нее и ее дочерей…
***
После этого Ольма и Брентор встречались еще не единожды.
В первый раз девочка десяти лет и четырнадцатилетний юноша, столи над кроватями умирающих после удачного покушения врагов. Три человека. Мать Брентора и родители Ольмы. Их убили злые враги из соседней страны Арании, подослав наемников.
Все трое лежали, истекая кровью, и никто из умнейших лекарей западного Фиалама не смог вернуть их к жизни.
— Они страдают, — грубовато сказал Брентор и отодвинул Ольму в сторону. — Я не хочу, чтобы ты видела это и страдала тоже.
— Они должны жить! Это родные нам люди! Молю тебя!
— Эти люди останутся калеками и будут проклинать Повелительницу Жизни, — зло сказал Брентор.
Ярость от собственного губительного дара бурлила в мятежной юношеской душе все сильнее, и он выпустил магию наружу. Повеял неземной холод, в одной из стен приоткрылась голубовато-прозрачная дверь. Три души легко выскользнули из своих тел и уплыли навстречу своей загробной участи.
Немного постояв рядом с упавшей Ольмой, чьи узенькие плечи сотрясались от рыданий, юноша несмело коснулся ее плеча.
— Уйди! — крикнула она. — Убирайся!
И он безмолвно удалился. Но прежде не забыл погладить ее по золотым волосам.
Брентор знал, что они еще встретятся. Такова их судьба.
Сколько было таких мелких и яростных встреч?
Они ненавидели друг друга, шипели и рычали друг на друга, как два обозлившихся пса, и несколько раз бросались в драки. Ольма пыталась спасти невинные души от смерти, а Брентор не подпускал ее и смеялся, сверкая белыми зубами.
Несмотря на это Ольме повезло спасти много умирающих детей, раненых воинов и измученных рожениц. Она ловко проскальзывала под его рукой, отвлекала внимание, делала вид, что сдалась, а сама обгоняла и возвращала душу на место.
Только спасти наивное сердце от любви, а губы от первого поцелуя Брентора девушке все-таки не удалось.
Они застыли в объятиях друг друга сразу после того, как Ольма спасла больного ребенка и не удержала в жизни измученную родами женщину. Полная отчаяния и злости на себя девушка вылетела опрометью из комнаты и тут же была настигнута Повелителем Смерти.
А потом юноша и девушка отпрянули друг от друга и обменялись испуганными взглядами.
— Нам нельзя быть вместе, — тихо сказал молодой Райтон. — Иначе быть беде.
Прикусив нижнюю губу, Ольма в смятении смотрела на него из-под опущенных светлых ресниц. Брентор пристально вглядывался в ее прекрасное лицо, пытаясь запомнить навсегда.
— Да… — признала она неохотно. — Нельзя.
С тех пор они больше не боролись за чужие жизни друг с другом. Не