Удача не бывает случайной - Юрий Горюнов

Когда дверь за сержантом закрылась, он положил мой паспорт, что держал в руке на край стола, и, посмотрев на меня в упор, произнес:

— Расскажите мне, как вы оказались в этих краях, и что здесь искали?

Я не стал отводить взгляд и, придав своему лицу, выражение готовности к сотрудничеству, начал рассказывать. Обманывать сильно мне не было смысла, и я рассказал, почти все, начиная от выезда из Буэнос-Айреса.

За время моего повествования, майор ни разу меня не перебил, лишь следил за моей интонацией и мимикой. Когда я закончил, он вымолвил, проявив обычный интерес: — Звучит убедительно. Вы забыли сказать, сколько было преследователей, и как у вас оказался автомат?

Вопрос был с подвохом, который мог быть проверен. Если скажу, что трое, то получается, что мне повезло. Автомат был тем аргументом против меня. Надо же журналист, а справился с тремя вооруженными людьми, и точно не простаков. Скажу один — то почему убежал. Все же я решил пока не говорить всего.

— Точно не знаю, я оглушил одного, забрал автомат и побежал дальше.

— И как вам это удалось?

— Я залез на дерево, в надежде спрятаться, а тот бедолага, у которого я отобрал автомат, остановился под ним, и случайно подняв голову, увидел меня. Мне ничего не оставалось, как прыгнуть с дерева на него. Я не знаю, что у него было тогда на уме, но если меня преследуют с автоматом, я не имею привычки вставать на пути пуль.

— Хорошая привычка, и видимо не в первый раз. Крутой парень. Оставьте эти сказки для других. Не пройдет, во всяком случае, со мной.

— Не пройдет?

— Нет.

— Я не крутой, а просто мужественный.

— Ладно, — не стал погружаться в дискуссию майор, — как вы понимаете, я не могу верить вам на слово. Побудете пока у нас, а мы тем временем наведем о вас правки. Время позднее. На этом закончим. Разберемся.

— Я понимаю.

— Ваше понимание мне ни к чему. Вы должны радоваться еще одному дню жизни. Я пока не имею желания вас убивать. Но кто знает, что будет дальше.

Он встал из-за стола, открыл дверь, и, выглянув в коридор, сказал: — Войди — и вернулся в кабинет к столу. За ним вошел солдат.

— Отведи его в казарму, запри в одиночной камере.

Я встал и обратился:

— Извините господин… — и замолчал, не зная, как к нему обращаться, он понял.

— Майор Ренойльд.

— Извините, Майор Рейнольд, а могу я умыться?

— Пусть умоется, и дайте ему поесть. Молите Бога, — обратился он ко мне, — чтобы вы оказались тем, кем представились. И еще подумайте, может быть, что вспомните поподробнее. Освежите память. Время у вас пока есть.

Я, в сопровождении солдата, вышел на территорию, и пока мы по ней шли, я внимательно изучал ее расположение, хотя сумерки уже закрыли все, а фонарями она не освещалась, лишь светом из окон. Ни одного вида техники, все в ангарах, нет ни одного праздно шатающегося солдата. Было тихо и даже уютно. Войдя в казарму, мне дали возможность умыться, а затем отвели в камеру. Едва я вошел, дверь закрылась. Помещение было маленькое с минимумом мебели: кровать, стол, стул, а в углу ведро, наполовину наполненное водой. В его предназначении сомневаться не приходилось. Маленькое окно было забрано решеткой. Под потолком светила слабая лампочка, затянутая сеткой.

Помещение предназначалось видимо для своих провинившихся, а не таких гостей, как я. При желании отсюда выбраться не составляет труда, но вот зачем?

Мне принесли поесть, и затем унесли всю посуду, оставив большую кружку с водой.

Время у меня было; я лег на тонкий матрас, что закрывал доски кровати и предался воспоминаниям. Они начались с серого августовского дня на Монмартре в Париже.

— Грустим? — услышал я голос рядом. Я знал, кто это спросил, как и слышал его шаги. Это был Николя, владелец одного из многочисленных магазинчиков, здесь же на Монмартре. Мы познакомились на теме картин, которые я иногда покупал для своей галереи. Ему было за шестьдесят, но разница в возрасте никак не сказывалась на наших отношениях. Он был по-житейски мудр, а я был профессионально опытен. Здесь, в этом кафе, мы иногда и встречались, даже не договариваясь предварительно.

— Есть такое дело, — ответил я, не поворачивая головы. — Присаживайся, а то погода наводит скуку на мое одиночество, — намекая на моросящий дождь.

— Глядя на проходящих людей, я порой думаю, что я на маскараде, — высказал он мысль, все еще стоя рядом.

— Надо знать правила маскарада.

— Я их знаю, так как сам ношу маску.

— Всегда?

— Нет, конечно, — хохотнул он, — но если не хочешь, чтобы тебя узнали, не снимай ее.

Если бы он знал, как близок к истине, что я, надев маку много лет назад, так и не снимаю ее.

— Знаешь, какое главное правило маскарада? — продолжил Николя.

— Нет.

— Не заглядывай под маску смерти.

Он стоял рядом со столиком, а я сидел. Мы оба смотрели на улицу, и каждый задумался о своем. Мелкий дождь выстукивал по листьям свою едва слышную мелодию. Окружающая обстановка навевала грусть. Август был теплым, но серая пелена дождя накладывала отпечаток на мое состояние. Не могу сказать, что я пребывал в расслабленном состоянии, что было роскошью для меня, но и находиться в напряжении не видел смысла. Опыт. То, что ожидало меня впереди, никуда не исчезнет.

Сегодня утром, проходя по галерее одного из крупных магазинов, я увидел сигнал, что в тайнике для меня оставлена информация. По метке я знал, в каком тайнике она лежит. Их было несколько, чтобы я не появлялся в одном и том же месте часто, но на этот раз место было не самое удачное, прийти туда я не мог просто так, требовалось искусство перевоплощения.

Я был профессионалом, и об этом мне не следовало забывать, поддерживая, как нервную, так и физическую форму. Конечно, и у меня бывают перепады настроения, но моя жизнь отличалась от обычной. Я должен был уметь отключать не известно, какую часть мозга, которая в данный момент была не нужна для решения задачи. Но вот беда, всегда появляются посторонние мысли, которые пытаются сбить с толку, помешать, врываясь или вползая в мозг, и я должен был уметь противостоять. И умел, научили.

Ну что же, решил я в тот момент, — значит, закончилась моя спокойная жизнь. Я не стал забивать себе голову мыслями о том, что там может быть и как быстрее изъять информацию. Поспешность не была спутницей в моих делах. Задание было обязательно в другой стране. А здесь, в Париже, я жил. Наверное, это было исключение, что разведчик — нелегал, а я им и был, не работал в стране проживания. Но так было и так будет.

Сейчас я хотел подарить себе еще немного времени, подарить наслаждение покоем и этим прекрасным городом, прежде чем покинуть его, не известно на какое время. Этого не мог знать никто, но я всегда надеялся вернуться сюда.