Записки выдающегося двоечника - Артур Гиваргизов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Серёжа болел ангиной, но всё равно пришёл в школу и написал на стенке: «Торпедо – чемпион», потому что он болел за «Торпедо». Написал и упал от слабости.
Эту надпись увидела Сереберцева. Она стёрла «Торпедо» и написала: «Ньютон – чемпион», потому что была отличницей и ньютоновской фанаткой.
Эту надпись увидела учительница по химии. Она стёрла «Ньютон» и подписала «Менделеев».
Эту надпись заметил директор школы. Он покачал головой и написал: «Наша школа – чемпион. Мы все – одна семья».
Эту надпись заметила уборщица тётя Тамара. Она всё стёрла и написала большими буквами нитрокраской: «Как вам не стыдно! Ай-ай-ай! Зачем вы стёрли Серёжино “Торпедо”? Серёжа с температурой пришёл в школу, а вы стёрли. Торпедо – чемпион».
Тётя Тамара была Серёжина бабушка.
Эту надпись увидела Сереберцева. Она стирала её два часа, но так и не стёрла.
11 сентября, на биологии
Серёжа умел притворяться, что спит. Закроет глаза, а на самом деле всё слышит и даже видит – в щёлочки. Благодаря этому умению он знал, что думают о нём окружающие.
– Красавец, – смело говорила Чеснокова, глядя на спящего Серёжу.
– Жалко, нос торчит, – огорчалась Сереберцева. – Большеват.
Так как Серёже нравилась Сереберцева, а не Чеснокова, он решил сделать пластическую операцию – уменьшить нос.
Пришел Серёжа к хирургу, всё объяснил, а хирург говорит:
– Зачем тебе уменьшать нос? Всё – относительно: если ты увеличишь себе щёки, нос на фоне больших щёк будет казаться маленьким. Увеличить щёки можно без хирургического вмешательства. Просто надо есть побольше макарон.
Серёжа стал есть очень много макарон, и через месяц действительно у него увеличились щёки и нос перестал казаться большим.
Серёжа пришёл в школу, лёг на парту и сделал вид, что спит.
– Что-то Гаврилов сильно растолстел, – сказала Чеснокова, – щёки как подушки.
– Ты ничего не понимаешь в мужской красоте, – сказала Сереберцева, – теперь у него всё гармонично.
И после этого подслушанного разговора Серёжа смело пригласил Сереберцеву в кино.
– Ах, – сказала Сереберцева, – ты читаешь мои мысли.
«Не читаю, а подслушиваю», – усмехнулся про себя Серёжа.
12 сентября, на русском
Однажды на уроке русского языка Серёжа Гаврилов получил записку странного содержания: «Гаврилов, – было в записке, – если ты встанешь на парту и громко прокукарекаешь, я поставлю тебе пятёрку в дневник». И подпись: «Елена Николаевна».
Елена Николаевна была очень строгая и раньше таких записок никому не писала.
«Странно, – подумал Серёжа, – очень странно». Он посмотрел на учительницу, незаметно ей улыбнулся и подмигнул. В ответ Елена Николаевна нахмурилась, стиснула зубы и сжала кулаки.
«Странно, – подумал Серёжа, – очень странно». Он залез на парту. Елена Николаевна прищурилась и, как показалось Серёже, кивнула головой.
– Ах! – воскликнула Сереберцева и упала в обморок в объятия Мячикова.
– Герой! – восхищённо прошептала Чеснокова и упала в объятия Зубова.
– Сейчас зачирикает, – усмехнулся Кулаков и покрутил пальцем у виска.
– Ку-ка-ре-ку, – тихо произнёс Серёжа.
– Дневник! – обрадовалась Елена Николаевна и захлопала в ладоши. – Гаврилов, сейчас же дай мне дневник и без папы в школу не приходи!
– Но вы же сами! – удивился Серёжа.
– За папой! – кричала Елена Николаевна и указывала пальцем на дверь. – Сегодня же! Сейчас же!
«Странно, – подумал Серёжа, – очень странно».
Но самое странное было то, что Елена Николаевна действительно, как и обещала, поставила Серёже пятёрку. Но рядом с пятёркой красной ручкой было написано: «Уважаемый Александр Петрович, срочно зайдите в школу. А если в школу вы прийти не можете, то я вас буду ждать завтра вечером с семи до двенадцати на станции метро “Динамо” в центре зала. Е. Н.». И слово «срочно» было обведено несколько раз и подчёркнуто двойной чертой.
– Ничего странного, – сказал после уроков мудрый Зубов, – вспомни, Гаврилов, в прошлый раз к приходу твоего папы Елена Николаевна сделала себе новую причёску и приклеила искусственные ресницы.
– Всё очень понятно, – вздохнула очнувшаяся Чеснокова и ласково посмотрела на Зубова.
– Это так романтично, – вздохнула очнувшаяся Сереберцева и ласково посмотрела на Мячикова.
– Пожалуй, – согласился Серёжа, и слабая надежда на пятёрку в четверти, а может быть, даже и в году, появилась у него внутри.
13 сентября, перед уроками, за три минуты до начала
Однажды Серёжа решил угодить сразу двум учителям – по русскому языку и по пению.
В 8.27, с гитарой, он встал под окнами школы и запел упражнение № 43. Потом Серёжа спел: упражнения 44, 45, 46, изложение, диктант и наконец – сочинение на тему: «Образ двоечника в художественной литературе второй половины двадцатого века». Учителя выглядывали из окон и, кажется, были довольны.
Вдохновлённый тем, что на него не кричат, Серёжа спел английский алфавит. Потом он спел параграф № 18 – «Рабовладельческий строй в Древнем Риме», «Животный и растительный мир средней полосы», таблицы Менделеева, умножения, строение клетки.
И когда Серёжа спел всё, из школы вышли довольные учителя и поставили ему пятёрки. Кроме учителей по физкультуре и по труду, которые вышли очень недовольные и поставили двойки.
«Всем не угодишь», – подумал Серёжа.
14 сентября (воскресенье), дома, ночью
Обычно Серёжа списывал уроки у Сереберцевой и относился к этому спокойно: «Ну и что? Ерунда. Она же меня любит». Но иногда с Серёжей что-то происходило, и нехорошие мысли – а вдруг Сереберцева меня разлюбит? – не давали ему уснуть.
И тогда он ночью вставал с постели, садился за письменный стол и пробовал решить задачу по математике или выучить наизусть стихотворение. Но у него ничего не получалось.
Тогда Серёжа начинал волноваться и звонил Сереберцевой.