Курильская обойма - Сергей Кулаков

Через несколько минут Сергею Ильичу стало даже приятно. А ничего япошки, нормально придумали. Веничек бы еще сюда можжевеловый, спинку и грудь потереть. Ну да ладно, можно и без веника. На улице дождик холодный с утра припустил, ветерок подул осенний, неласковый, а тут тепло, уютно, и пахнет так успокоительно…

Едва он, прикрыв глаза, начал расслабляться, в комнату снова вошли те же девушки, на этот раз с кувшинами в руках. Они добавили кипятку в чан господина Ибуки, который едва заметным кивком выразил одобрение, и заодно щедро подлили гостю.

Сергей Ильич едва не завопил и не выскочил из чана. И так еле терпел, боялся шевельнуться, а тут новая порция кипятка. Сварить его они, стервы узкоглазые, хотят тут, что ли?!

Видимо, девушки по выражению его лица поняли, что гостю и так слишком горячо, и больше на него кипяток не тратили. Зато хозяину лили и лили вар, да все крутой, с густым паром, Сергей Ильич начал всерьез опасаться, как бы тот не помер чего доброго… У него-то самого вода давно остыла до терпимого уровня, и он молча скучал, ожидая, когда можно будет такую баню покинуть к такой-то матери. Но Ибука! Это ж какое надо иметь здоровье, чтобы без малого час сидеть по уши в кипятке – и хоть бы хны?! Самураи, одно слово, что с них взять…

И как тут с ним поговорить о деле, когда он весь, как вареная сарделька? Условия-то хорошие: посторонних нет, и времени хватает. Да вот толку с этих условий, ежели вторая сторона ни мычит ни телится?

Нет, неправильные все же люди японцы. Взрослый вроде человек, седой совсем, а простых вещей не понимает. Лежит в своем кипятке, пельмень пельменем, и слова от него не добьешься. Может, за саке разговорится? Если, конечно, до саке дойдет. А то ведь могут вручить конверт с инструкциями и деньгами и отправить домой восвояси. С них, азиатов, станется. И выйдет, что только зря страдал.

Но напрасно Сергей Ильич опасался. После бани, когда его и хозяина, распаренного до малиновой красноты, все те же девушки-прислужницы обрядили в просторные, удобнейшие кимоно, наступил час ужина.

Крытым переходом господин Ибука проводил Сергея Ильича в дом, где за раздвижными дверями находилась гостиная. Господин Ибука уселся прямо на застеленный жесткими циновками пол, подложив под бок твердый валик. Сергей Ильич тоже кое-как устроился на полу, не без труда подобрав под себя негнущиеся ноги. В ресторане хоть стульчики давали, а тут и того нет. Ноги, подвернутые под зад, с непривычки сразу стало ломить, но он решил потерпеть. «Баню» вытерпел, переживет как-нибудь и это.

Стол, низенький, едва возвышающийся над полом, был уже накрыт. То есть на нем стояли две пустые тарелки на бамбуковых подстилках, две фарфоровые пиалки для саке, лежали палочки для еды – и все.

Ожидая, пока принесут угощение, Сергей Ильич оглядывал интерьер.

Простенько и со вкусом. Обстановка, без преувеличения, как в сиротском доме. Голые стены и циновки на полу. Если бы не стол, хоть катайся от стенки к стенке. Хотя нет, некие украшения все-таки имелись. В неглубокой стенной нише висел свиток с иероглифами. Под ним – ваза с сухими цветами. Свиток даже не пергаментный. Простая бумага, с желтизной, и надпись явно от руки. Ваза – обыкновенная деревенская глина. И цветочки под стать вазе, на любом огороде таких сорняков пуками можно надергать. Икебана, япона мать… Черт, богатый же человек. Ну, не бедный, во всяком случае. На прислужниц деньги есть, а на пару стульев и буфет с сервизом не нашлось? Что за люди…

– Что написано на этом свитке, Ибука-сан? – спросил почтительно Сергей Ильич.

– Это хокку, – ответил почти без акцента хозяин. – Хокку – японское стихотворение.

– Да, да, я знаю… А о чем в нем говорится?

– О судьбе. Этот свиток достарся мне от моего отца. А ему – от его отца, моего деда. Он быр известным поэтом, состояр при дворе… Это наша семейная рериквия. Я храню его как самую боршую святыню.

– А-а… – сделав значительную мину, покивал Сергей Ильич.

Ну, «рериквия» так «рериквия», храни.

Все же как бы пару слов о деле ввернуть? Сергей Ильич покосился на Ибуку. Тот был важен и молчалив – не подступиться. Ладно, подождем, пока хлебнешь саке. Обычно после саке серьезный разговор и начинался. Правда, была опаска, что господин Ибука, по своему обыкновению, быстренько обговорит текущие дела, даст несколько очередных указаний – и на этом разговор закончится. Однако Сергей Ильич твердо решил завести речь о том, что его больше всего интересовало, и не отстать, пока не будет получен положительный ответ.

Вошли одна за другой давешние «банные» служанки в белых хлопковых кимоно, внесли подносы с яствами: рыба, осьминоги, крабы, трепанги, обязательные суши, маринованные овощи, кувшинчик с подогретой саке… Все это было ловко расставлено на столе, после чего прислужницы бесшумно удалились.

Вместо них к столу вышли две молодые японки, одетые в дорогие шелковые кимоно. На тонких талиях – широкие пояса, завязанные пышными бантами на спине, на головах – высокие сложные прически. Кимоно были расписаны яркими цветами, отчего девушки напоминали больших тропических птиц. У одной преобладали розовые тона, у другой – бирюзово-салатовые. На нежных лицах лежал толстый слой грима, превращая их в безжизненные маски.

Это были гейши, в чьи обязанности входило изображать роль хозяек дома и развлекать мужчин. Они сели по другую сторону стола, привычно опустившись на колени и пятки, и одна из них грациозно наполнила фарфоровые пиалки мужчин саке. Затем с низкими поклонами они попросили мужчин выпить.

Сергей Ильич, который с этими обычаями был хорошо знаком, упираться не стал и с удовольствием последовал приглашению.

Двадцатиградусная рисовая водка, да еще почему-то горячая, это, конечно, не то что наша, сорокаградусная, высшей очистки, в меру охлажденная. Но на худой конец сойдет и такая. Под все эти полусырые, а то и вовсе сырые морепродукты, под пластилиновый рис и тошнотворные овощи только саке и пить.

Сергей Ильич предпочитал вообще-то жирную и пряную китайскую кухню, но тут выбора не было. Поэтому он с аппетитом уплетал то, что подавали, да с охотой опрокидывал в рот чашечки с саке, которые ему и хозяину исправно подливали улыбчивые и вышколенные, как генеральские денщики, гейши.

Через полчаса за столом стало веселей. Господин Ибука отмяк и начал отпускать сальные шутки, от которых гейши заливались звонким смехом. Шутили по-русски, и Сергей Ильич тоже участвовал в разговоре – не без успеха. Теплая водка приятно ударила в голову, языки развязались, вся строгость господина Ибуки исчезла без следа. Теперь это был радушный хозяин, который больше всего заботился о том, чтобы его гость чувствовал себя как дома. На столе одно блюдо сменялось другим, кувшины с подогретой саке все время обновлялись…

Когда вечер был в разгаре, из-за стены послышалось мелодичное бренчание сямисэна – трехструнного музыкального инструмента. Девушки поднялись из-за стола и исполнили древний церемонный танец. Танец был очень строг и прост, лица-маски неподвижны, каждое движение выверено до миллиметра.