Безымянное - Джошуа Феррис

— Я заснул.

— Да.

— Пытался вернуться. Но сил не хватило.

— Ты молодец, что рюкзак не забыл. Встать можешь?

— Спалось даже лучше, чем в прошлый раз.

4

Он невольно наслаждался приступами нарколептического забытья, валящими его с ног в конце каждой прогулки. Так — жмуря глаза и стискивая кулаки — спят младенцы. Когда-то Тим смотрел на гладкий розовый лобик сопящей в колыбели Бекки и завидовал этой чистейшей безмятежности. У него самого, стоило коснуться подушки, словно табун в голове проносился, и начиналась круговерть — ходатайства, бессмысленный досудебный обмен документами… А это забытье, эта черная дыра, в которую его засасывало после изматывающих многомильных переходов, сжигающих уйму калорий и перетряхивающих обмен веществ, воскрешала к жизни. Он возвращался оттуда просветленный. Все будто озарялось. Даже окоченевший пейзаж с черными проплешинами и посеревшим снегом сиял кристальной чистотой. Тим различал каждую узловатую веточку, слышал карканье ворон на проводах, вдыхал торфяной запах прели. Короткая блаженная передышка перед напряженным гаданьем, куда его занесло на этот раз.

Прихрамывая, он выбрался из-за деревьев. Джейн отряхнула его спину от снежной крошки и листьев.

— Барб Миллер едет, — сообщил Тим, поглядев на дорогу.

Машина Джейн у встречной обочины стояла криво — полное впечатление, что водитель вильнул, избегая аварии. Замерев, словно вспугнутые олени, Джейн и Тим смотрели на приближающуюся соседку. Барб, притормозив свой внедорожник, опустила боковое стекло.

— У вас все в порядке? — Дыхание обозначилось в воздухе белыми облачками пара. Рядом с Барб сидел Бутч Миллер.

— Да, все отлично, — заверила Джейн. — Ничего страшного, просто машина заглохла.

Бутч помахал им, перегнувшись через водительское сиденье.

— Привет!

— Привет, Бутч, — поздоровался Тим.

— Вызвать эвакуатор?

— Нет-нет, спасибо, уже вызвали, скоро будет.

Тим тоже поблагодарил.

— Хотите, подвезем до дома? Зачем вам торчать на холоде?

— Не стоит, они обещали быть с минуты на минуту, — отказалась Джейн.

Барб с улыбкой кивнула, все помахали друг другу, и соседи покатили дальше. Бутч, обернувшись, смотрел на них через тонированное стекло, пока внедорожник не скрылся из вида, нырнув под горку. Только тогда Тим и Джейн обменялись обессиленными взглядами. Эвакуатор? Неужели действительно все сначала? Невозможность объяснить соседям, что на самом деле стряслось, превращающая простой дружеский жест в неуместную назойливость… Поворачиваться к миру спиной и отвечать неблагодарностью — это не жизнь.

Джейн, обойдя машину, села за руль, и они с Тимом одновременно захлопнули дверцы.

Все, доехали. Джейн заглушила двигатель — в гараже стояла тишина, слышалось лишь, как потрескивает, остывая, автомобиль.

— Что ж, погуляли, пора и честь знать, — произнес Тим.

Джейн удивилась. Накануне он был настроен так решительно — никакого больше беличьего колеса. Намерен сдаться врачам? Каким? Багдасаряну? Коптеру из клиники Майо? Или опять в Швейцарию?

Да нет же, поняла она вдруг. Тим имеет в виду работу.

— По-моему, не самая лучшая мысль, — покачала она головой.

— Джейни, я отлично отдохнул. Нужно приниматься за дела.

Накануне вечером она отчаянно старалась не думать о вещах глобальных вроде работы, сосредоточив все мысли на том, как обезопасить его хотя бы до утра. Но вот настало утро, впереди новый день, и нечего удивляться, что Тим хочет засучить рукава.

— Возьми отпуск.

— Нет, это будет…

— Нам нужно…

— …капитуляция.

— …смотреть правде в глаза, Тим. Капитуляция? Это называется действительность!

— Но у меня судебный процесс.

— Да черт с ним, с процессом! — воскликнула Джейн. — У тебя рецидив! Ты сам сказал вчера. Оно вернулось.

Машина остывала. Тим сидел не шевелясь в своем патагонском флисовом костюме и пуховике, глядя сквозь лобовое стекло на запасной бензобак, банки с краской, свернутые кольцами удлинители и бухты шлангов на гаражных полках. На стене висели рядком старые таблички с вермонтскими номерами. В неподвижной машине воцарилась тишина. Через минуту дыхание заклубилось паром. Джейн ждала следующей реплики мужа, готовя контраргументы. Пробуждение всегда сопровождалось у него обманчивым приливом сил, но хватало его ненадолго — не пройдет и нескольких часов, как Тима снова потянет в дорогу. И что он тогда будет делать — с обмороженными пальцами, в одном костюме с галстуком, шагающий через Манхэттен бог весть куда? Она уже хотела напомнить ему, как это бывает, но тут он начал колотить затянутым в перчатку кулаком по бардачку. Он обрушивал на дверцу удар за ударом, и Джейн, вскрикнув непроизвольно, отшатнулась к запотевшему окну. Тим прекратил молотить кулаком и начал пинать дверцу бардачка, пока она не открылась с жалобным щелчком, но и тогда он не оставил ее в покое, рискуя впечататься ногой в двигатель. Дверца слетела с петли и повисла набекрень, словно скособоченный солнцезащитный козырек. Теперь не починишь.

Перестав долбить дверцу, Тим небрежно вытащил ногу, и из бардачка посыпались бумажные салфетки. Внутри осталась смятая каблуком инструкция к автомобилю, документы по техобслуживанию и страховка. Он как ни в чем не бывало поставил ногу на коврик, и все успокоилось.

— Мне нужно обратно, — наконец проговорил Тим, не поворачивая головы.

Взгляд Джейн накалился добела.

— Нужно значит нужно. Возвращайся.

— Я имею в виду, что нормально себя чувствую.

— Я соберу тебе рюкзак с зимним снаряжением на всякий случай, и ты сможешь прихватить его с собой.

— Мне нужно обратно, — повторил Тим.

— Я понимаю.

— Правда? — Он наконец повернулся к ней.

— Да.

5

Бекка, вставшая в школу, уже приняла душ и завтракала за кухонным столом чашкой хлопьев. В свои семнадцать она носила серебряную серьгу в ноздре и немытую гриву из дредов на голове. Звук открывающейся двери заставил ее вздрогнуть, — она-то была уверена, что родители еще наверху, в спальне. Но они вошли в кухню из гаража, молчаливые и угрюмые, отец закутанный, как на Северный полюс, а мама бледная и напуганная.

— Что случилось?

Никто не ответил. Она уже сама все поняла.

Поднявшись, Бекка подошла к отцу и — редкий случай — крепко его обняла. Потом прижалась головой к его плечу. Он благодарно пожал ей локоть.

— Пока еще не наверняка, — сказал отец.

— Наверняка, — возразила мама.

Когда это произошло в первый раз, Бекке было девять. Она помнила, как ехала с мамой в город, и как ее напугали мамино молчание за рулем и нервные перестроения из ряда в ряд. Она спросила, зачем понадобилось забирать ее с остановки школьного автобуса, куда они едут и что случилось. Мама, обернувшись в пробке на мосту, погладила ее по голове, но ничего не ответила. Бекка думала, что они подхватят папу на каком-нибудь перекрестке, где он будет ждать в своем бежевом плаще, с портфелем и свернутой газетой под мышкой. Вместо этого они подъехали к небольшому треугольному скверику — одинокое дерево в ограде, пара мусорных ящиков, телефонная будка и четыре-пять деревянных скамеек. Мама притормозила у обочины и включила аварийку, велев Бекке сидеть на месте. Мимо проносились такси. Перейдя дорогу, мама склонилась над скамейкой и пошевелила лежащего на ней мужчину. Бекка узнала его, только когда он поднялся и зашагал к машине.