Перемена мест - Лев Гурский

– …И не рад будешь, что на свет родился!

Финальный мат. Отбой.

К тому моменту, когда голос из динамика закончил перечисление всех мыслимых и немыслимых казней, включающих разрывную пулю в живот, удушение с помощью капроновой лески N 3 и пропускание гениталий через мясорубку, я успел благополучно справиться со своей задачей: превратил каменный брусок пшеничной крупы в маленькую серо-желтую горку. Я зажег газ, поставил на огонь кастрюльку с водой и осторожно высыпал в воду результат своей работы кастетом. Крупа после недолгих раздумий затонула. Осталось только помешивать мое варево.

Угрозы, которых я только что наслушался в избытке, исходили от Лехи Быкова, владельца компании «Сюзанна». Не от самого, конечно, Быкова – говорил какой-то нанятый им шестерка. Сам Леха не таков, чтобы оставлять следы на магнитофонной ленте. Фирма «Сюзанна» победнее, чем «Папирус» господина Лебедева. Иной уровень крутизны. Оборот поменьше, подходы попроще. И «Сюзанна», и «Папирус» одинаково нарушают закон, просто на разных стадиях. Интеллигентный Лебедев ворует чужие копирайты, ребятишки Лехи Быкова специализируются на умыкании из типографий готовых пленок. Лебедев работает тонко, и его трудно поймать за руку. Быков действует нагло, и с ним не все рискуют связываться. Я умудрился доставить крупные неприятности и тому, и другому. По моей бескорыстной наводке в «Сюзанне» уже было два обыска. Очень результативных, потому что неожиданных. «Сюзанна», «Сюзанна», мон амур!…

Тем временем друг-автоответчик, пошелестев магнитофонной лентой, вдруг выдал мне сюрприз. Женский голос произнес:

– Яков Семенович, здравствуйте! Моя фамилия Володина. Мне очень нужно с вами встретиться…

Я поднял голову от своей каши, но тут, на самом интересном месте, пошли гудки. Должно быть, неизвестная мне Володина положила трубку. Сообщение получилось коротким и неясным. Я огорчился, поскольку голос на пленке мне определенно понравился в нем не было и следа ненавистных мне визгливых бабьих интонаций, когда любое слово вдруг может соскочить в истерику. Не было в этом голосе и фальшивого придыхания, которое должно было означать глубокую взволнованность. Голос таинственной Володиной был тихим, теплым, с легчайшей хрипотцой.

Терпеливо помешивая кашу, я пришел к выводу, что звонок этот предназначался не мне. В последнем издании телефонного справочника Вся Москва мой номер попал в раздел «Частные сыскные агентства» без указания моей специализации. Едва ли прекрасная незнакомка могла быть моим будущим клиентом. Я не занимаюсь разводами, личной охраной и поиском утерянных мужей и жен. Мои клиенты, как правило, – финансово озабоченные мужики, делающие свой бизнес на стародавнем изобретении Иоганна Гутенберга. Когда я уходил из МУРа, мой бывший начальник майор Окунь в сердцах обозвал меня дезертиром, а потом и крысой, бегущей с корабля. Да и многие мои тогдашние сослуживцы были уверены, что я нашел себе непыльную работенку. Сиди себе в офисе, перелистывай книжечки. Преступник – не какой-нибудь Коля-Чума, в синих пороховых наколках, опухший от водки и сбрендивший от марафета. Культурный учтивый джентльмен, предпочитающий откупаться, а не стрелять. Как бы не так, с внезапной злостью подумал я, глядя, как моя каша в бурлящем водоворотике начинает всплывать со дна. Бывшие коллеги по МУРу, безусловно, пали жертвой предрассудков. Книгоиздательский бизнес вкупе с книготорговым – ничем не хуже, но и не лучше всех прочих видов бизнеса. И еще надо посмотреть, кто менее разборчив в средствах – мытищинские наркодельцы, солнцевские рэкетиры или подтянутые господа типа Лебедева. Во всяком случае, вакуумная мина в Москве впервые была применена как раз этими друзьями, в прошлом году тогда, помнится, взлетел на воздух крупный полиграфкомбинат в Коньково – вместе с тремястами рабочими ночной смены и полутора миллионами почти готового тиража Дорис Оливье в серии «Телероман». Тираж тот был спорный. На него претендовали владельцы «Бук-сервиса», хозяева фирмы «Марина» и лично два коньковских пахана, большие новички в области умственного труда. Самое смешное, что настоящий хозяин издательских прав на Оливье к разборке даже не был допущен: его новенькую «тойоту» для острастки хозяина ночью раздавили прессом в лепешку, прямо на охраняемой стоянке…

Каша уже почти дошла до кондиции, и я, обжигая губы, рискнул ее попробовать. Пресновата, пожалуй… Ладно, сойдет. Пока я возился со стряпней, мой приятель автоответчик преподнес мне еще несколько коротких сообщений. Меня настоятельно приглашали на презентацию нового бестселлера Гоши Черника (придется идти, тоскливо подумал я), информатор из Минска односложно уведомил о том, что весь тираж пропавшего «Эха» внезапно всплыл на тамошнем рынке (так-так…), какой-то гугнявый тип скороговоркой посоветовал мне мотать на землю предков (оплатить мне проезд тип почему-то не предложил), секретарь Московской стрелковой ассоциации известил, что соревнования на кубок Москвы состоятся в Тушино в следующее воскресенье и я в списке (какого черта, чуть не взвыл я, тоже мне, нашли стрелка! Все равно ведь наш «Шеврон» продует в командном зачете. В «Резервах», между прочим, двое ребят из «Вымпела» и трое, по слухам, из «Альфы»…). Последним вчера звонил Слава Родин из «Книжного вестника» – просил, по возможности, заглянуть в редакцию.

Так, с сообщениями разобрались. Можно кушать. Я полил мою кашу из бутылки постным маслом, достал из буфета свою ложку, сунул руку в хлебницу. И тут сообразил, что вчера в суматохе позабыл забежать в булочную. В хлебнице были только крошки.

Я бросил скорбный взгляд на антресоль, откуда я доставал брикет с кашей. Все запасы делала покойная бабушка Рахиль Наумовна, на случай атомной войны. Помимо каши, на антресолях были толково размещены пачки чая, упаковки сахара-рафинада, ящик супов в пакетах. Провизии должно было хватить на весь период ядерной зимы и вплоть до самой ядерной весны. Бабушка пережила ленинградскую блокаду, а потому не могла допустить, чтобы голодный ужас полувековой давности повторился. Но хлеб, естественно, она не запасала. Зато в углу антресолей висели три наволочки, набитые сухарями. Пару раз я, побежденный приступами своей лени, вместо хлеба использовал бабушкин сухарь. Если его хорошенько размочить…

Я резко встал, едва не опрокинув свой аварийно скрипящий табурет. Все. С ленью будем бороться. С сегодняшнего утра начинаю новую жизнь. Сейчас оденусь, возьму большую хозяйственную сумку и отправлюсь в поход по магазинам. Куплю всего того, чем должен питаться преуспевающий (ну, это я малость подзагнул… ладно, просто не бедствующий) частный детектив моей квалификации.

Накинув плащ и вооружившись сумкой, я бдительно выглянул в дверной глазок. Если верить американской оптике, лестничная площадка была пуста Озираясь, я спустился вниз по лестнице. Предосторожности мои не были излишними: подопечные от слов любили переходить к делу. Слегка приоткрыв входную дверь подъезда, я изучил окрестности. Пусто. Никто меня не пасет. Уверившись в этом, я расслабился и по дороге в магазин оглянулся всего только раза три. И, как водится, проморгал опасность.

Отследили они меня, скорее всего, еще между домом и магазином, но в магазине трогать не стали, позволив мне сделать все покупки и уложить в сумку добытое – батон, яйца, ветчину, сыр и серебристую двухсотграммовую упаковку йогурта. Йогурт, как впоследствии выяснилось, был изготовлен хоть и по шведской лицензии, но на нашем молкомбинате имени Бусыгина. По российской привычке разбавлять любой молочный продукт, на комбинате самовольно изменили консистенцию. Бусытинский йогурт больше всего стал напоминать перестоявший кефир.