Война на Дунае - Андрей Владимирович Булычев

– Забери, братец, наелся я, от души сегодня наложили, невмочь уже, – Алексей устало откинулся на подставленный ему под спину валик из турецких подушек и тяжело вздохнул.

– Ну как же так мало-то сегодня мы поели, вашбродь? – Негромко ворча под нос, вестовой убрал недоеденное с самодельного подноса. – Ведь чтобы силы были, кушать больше надобно, а вы вон даже и половины сегодня не осилили.

– Всё, не могу я больше, – покрутил головой Егоров. – Не двигаюсь, только и делаю, что лежу. Другое дело ходил бы. Мить, Радован, возьмите орехи и сушёные груши? – предложил он раненым товарищам. – А я вон шиповникового отвара лучше попью.

Входной полог откинулся, и, стряхивая с шинелей налипший снег, в шатёр с улицы одна за другой нырнули три фигуры.

– Ну, я же вам говорил, что рано! – огорчённо проговорил зашедший первым Гусев. – Не закончили они ещё тут с трапезой, а вы все талдычите – пошли да пошли!

– Здравия желаю, Алексей Петрович! – хором рявкнула троица, поприветствовав командира полка. – Здравствуйте, господа! – поздоровались они с лежащими на походных кроватях ранеными офицерами.

– Привет, братишка, – крикнул Радовану старший Милорадович. – Молодец, на лице, я гляжу, румянец даже появился!

В шатре сразу же стало тесно. Посыпались шутки, зазвучал громкий смех. На стоящие возле каждого раненого столики выложили гостинцы из фруктов и какие-то восточные сладости.

– Никита, за скамьёй сбегай, а то ведь эти медведи нам тут всё скоро разнесут, – попросил вестового Егоров.

Тот выскочил наружу и вскоре вернулся с грубым деревянным изделием.

– Присаживайтесь, ребята, – попросил друзей Алексей, – в ногах правды нет. Рассказывайте, чего там нового на воле слышно? А то мы здесь, словно бы в узилище, взаперти лежим, одни лишь новости в палатке – у кого и когда перевязку будут делать, и кто сколько каши в этот раз съел. Только вы потише, братцы, хором не орите словно оглашённые – не ровён час, Дьяков услышит, всем нам тогда хорошо влетит. Тут он на госпитальном хозяйстве за старшего. Не дай бог на моё место попадёте, ох и отыграется! Ну давайте уже, не томите, рассказывайте.

– Да чего рассказывать, Алексей, мало что интересного сейчас происходит, – пожал плечами Живан. – Боевые действия после штурма Измаильской крепости совсем прекратились. Войска наши приводят себя в порядок, а о походе даже и речи нет. Турок вообще не видно, забились за стены и валы своих правобережных крепостей, даже их конные разъезды у реки не показываются. Галиоты и кончебасы де Рибаса беспрепятственно до Силистрии доходили, пожгли у Галаца и Браилова несколько османских судов и с десяток призами взяли. Вот и вся наша война. В Стамбуле большие волнения – говорят, верховного визиря под стражу посадили и виновных в последних поражениях ищут. Пока султан порядок у себя не навёл, перейти бы нам на правый берег Дуная да ударить по его ослабленным войскам! Не думаю, что они устояли бы против нас. Да их светлость, видно, не хочет рисковать, приказал до лета никаких серьёзных дел за рекой не начинать, а восстанавливать пока силы. Эх, был бы тут Александр Васильевич! – и Милорадович с досадой стукнул себя по колену. – Мы бы, наверное, уже сегодня из Бабадагского лагеря османов к Шумле гнали! Так нет же, стой и жди, когда к Дунаю обозы с рекрутскими партиями из Киева и Полтавы подгонят.

– Что, прямо так за один день собрался и уехал генерал-аншеф Суворов? – хмурясь, спросил Живана Толстой. – И даже торжественного приёма у светлейшего князя после Измаильской победы для него вовсе не было?

– Да откуда?! – махнул рукой сидящий рядом с Живаном Гусев. – Я по штабным делам в главное квартирмейстерство недавно заходил. Слышал там вполуха, что сильно гневается на него Потёмкин. Чем-то прогневал светлейшего князя Александр Васильевич. Да мне ведь особо ничего эдакого не рассказывают, это вот тебе, Мить, тебе, небось, многое бы стало известно. А нам-то, полковым офицерам, куда уж до вас, до квартирмейстерских!

– Да-а, не вовремя я тут оказался, – с досадой пробормотал Толстой. – Такие дела интересные вверху ныне творятся, а ты лежи тут, шиповниковый отвар хлебай.

– Жаль, что Суворов от армии отбыл, – скрипнув зубами, проговорил Алексей. – Как же это не вовремя! Вот уж кому-кому, а это ему бы победную точку во всей этой войне ставить! Помяните моё слово, господа, надолго у турок сил и духа не хватит с нами далее сражаться. Ещё пара битв, и начнут они выгодный для себя мир выторговывать.

– Да уже после прошлогоднего Рымника и Фокшан начали, – усмехнулся Толстой. – Что же вы думаете, зря, что ли, Прусский и Английский посланник возле их светлости вьются? Хотят сиятельные господа посредниками между воюющими державами быть и пользу с того для себя поиметь. Вот и интригуют, между нами и турками мечутся. Да Потёмкин он и сам ведь не прост, держит их подле себя, обнадёживает, но на переговоры о мире слабой стороной никак не соглашается идти. А вот для сильной стороны, на них ему нужен полный разгром противника, чтобы диктовать свои условия проигравшему. Вот так-то, господа! Каждый лишь о пользе для себя печётся, а тут ещё и Польша с Австрией к дипломатическим дрязгам недавно подключились, думают, а может, и для себя им какой кус под шумок удастся урвать. Очень непростая комбинация сейчас складывается. Поговаривают, что Англия большую эскадру против нас готовит, а Пруссия свои войска на восточную границу у наших западных губерний выставила. Шведов этих накручивают, чтобы они опять на войну с нами решились. Польская шляхта с цесарцами новые полки формируют, а британцы им активно оружие продают. Видите, как оно? Целая коалиция против России образуется. И тут нам долго с этой войной против турок никак нельзя затягивать, а то дождёмся, не дай бог, что супротив всей Европы придётся сражаться. Правильно Алексей говорит, нужно быстрее добивать османов и ставить победную точку на своих условиях. Только вы уж смотрите, господа, – нахмурившись, проговорил Митя, – я с вами как с самыми близкими тут разоткровенничался. Сдружился после всего того, что нам вместе довелось пережить. Так что вы уж, прошу, держите язык за зубами.

– Да что мы совсем, что ли, глупые, по-твоему, Мить? – хмыкнул Живан. – Неужто не понимаем, где, что и с кем можно говорить? Не волнуйся, всё здесь, с нами и останется.

– Само собой. Так и есть, – кивнули, соглашаясь с Милорадовичем, Гусев и Кулгунин. – Нам в дипломатические и тайные дела вообще не с руки нырять, у нас