Паутина - Динара Тухватуллина

— Да, раньше я бы сказала также, но Флай, прошло два года, я хочу увидеть это все заново, всё-таки, регентство не навсегда и скоро придется справляться самой.

На этих словах Флай нахмурился, услышанное не совсем нравилось ему, но он тоже знал, что рано или поздно Льенна наденет корону и только Эларт может помешать ей.

— Как вам будет угодно, Ваше Высочество, — спокойно произнес он.

— С севера не приходило вестей? — холодно спросила принцесса.

— Мы направили очередной отряд к границам, ни следов дракона, ни вашего брата, принцесса, не было найдено, — с грустью произнёс Флай, погладив по руке принцессу. Глаза его вновь сверкнули алым и он тихонько улыбнулся, ещё одна волна сорвалась с его рук, ещё одна нитка паутины свилась и черной нитью легла на сердце принцессы.

Двери перед ними распахнулись, стол для девяти персон был занят советниками, только два кресла во главе, с изображением герба рода Ниар — головы дракона, были пусты.

Льенна села на свое место, замечая, что кресло, которое занял Флай, когда-то занимал ее отец.

Это место только для избранных, он не должен здесь сидеть, — подумала она и тут же напомнила себе, что регентство временное, осталось ещё каких-то три года до возраста, когда она сама сможет распоряжаться своей судьбой, и это место будет принадлежать ей. Или ее брату.

Мысль об Эларте неприятно царапнули. Льенна помнила его — он всегда считал ее маленьким несмышленным воробушком. Все восхищались им и корона, несомненно, была бы его, если бы не дракон. Льенна довольно хмыкнула, как вовремя, однако, он появился.

Видел бы ты сейчас меня, Эларт, у тебя язык бы не повернулся снова назвать меня воробушком, теперь я настоящий горный орёл, — усмехнулась про себя Льенна, пропустив речь советника по обороне границ, уловив только последнюю фразу о каких-то отщепенцах, что воруют кур в пограничных деревнях.

— Предлагаю направить дополнительный отряд на охрану границ с южной стороны, — закончил Краспер Нолайдэ, чернобородый мужчина лет пятидесяти от роду. Если учитывать, что потомки магов жили максимально до ста двадцати лет, то это был мужчина в самом расцвете лет.

Судя по цвету его волос — угольно черному — его предки были магами земли. Глаза блестели и нос, как клюв ворона, нависал над мощной челюстью. Он ждал ответа. Принцессе не понравился его напор.

С чего вдруг я ему должна отвечать? С чего вдруг они решили, что я должна держать перед ними ответ? Он что, смеётся надо мной? — мысли как снежный ком набирали обороты, дыхание принцессы участилось и ей самой казалось, что из носа сейчас повалит дым от огня, что вот-вот вспыхнет. Ещё мгновение и она обрушилась бы на Советника с гневной речью, но теплая рука незаметно обхватила ее запястье и она немного пришла в себя. Флай сидел повернув на нее голову, его радужка глаз снова горела, а взгляд говорил: "Он вояка, Льенна, но очень умный и авторитетный вояка".

— Не много ли решений вы берете на себя? — принцесса не смогла скрыть раздражение в голосе.

— Решений, Ваше Высочество? — с недоумением ответил Нолайдэ.

Черные глаза его расширились, он явно не ожидал такого поворота.

— Ее Высочество имела ввиду, что у вас уже есть решение, направить подкрепление к границам, чтобы поддержать порядок — мудрый ход, — спокойно произнес Флай, опередив принцессу.

Его голос звучал уверенно и одновременно мягко. Некоторые в совете замечали, что речи регента Саллиана Флая можно было слушать бесконечно.

Советник Нолайдэ серьезно кивнул ему, его взгляд осторожно скользнул в сторону принцессы и опустился вниз. Льенна была довольна собой.

Они боятся меня, Эларт, смотри, какой важный, а боится на меня посмотреть, боится моего гнева, — чувствуя свое превосходство думала Льенна.

Краспер Нолайдэ действительно испугался, что случалось с ним крайне редко — почти никогда. Почти единственное — он боялся гнева правителя. Но прослужив королю добрых пару десятков лет понял, что король ценит его за ум и решительность, а не за манеры. И он перестал бояться гнева правителей. Теперь же страх вернулся к нему, накопив мощь за все годы спокойствия. Но это был иной страх — теперь он боялся безумного гнева правителя.

Глава 3. Первый приговор

Помост находился на главной площади города. Обычно туда уже приводили преступников, чья вина доказана и нужно лишь привести в исполнение приговор. Но в этот раз Саллиан Флай рассматривал дело о воровстве без предварительного выяснения виновности.

Деревянная трибуна с коваными из железа и меди узорами с полукруглым рядом кресел и столом стояла на одном уровне с помостом, где уже был палач с заточенным тяжёлым топором. Рукоятка его орудия была чистой, лезвие без зазубрен и палач очень этим гордился. По крайней мере, стоял он на помосте в ожидании своей жертвы с выпяченной вперёд грудью.

Льенна Ниар смотрела на помост и не понимала, как она могла два года назад отказаться от такого интересного зрелища. В ее голове предстала картина, где отрубленная голова злостного преступника катилась по помосту, а радостная толпа ликовала — их будущая королева вновь избавила народ от мучителя.

— Салли, я хочу провести суд сама, — сказала она, развернувшись к регенту, что шел позади.

— Ваше Высочество, хочу предупредить, что дело ещё не рассмотрено как следует, — с сомнением начал Флай, подставляя свой локоть и, привычно, положив свободную руку поверх руки принцессы, чтобы помочь взобраться по лестнице, ведущей к трибуне.

— Вот именно, я хочу сама все выяснить, — ответила Льенна, глядя в глаза Саллиану. — И всё-таки какой замечательный у тебя цвет глаз, словно пламя!

— Это от волнения, Льенна, — смутившись ответил Флай. — И на помосте будет не человек, это будет фирс.

Но принцесса уже не думала об этом, ей понравилось, как прозвучало ее имя из уст Саллиана. А ещё понравилось, как смутился Флай. Она даже не догадывалась, что смущение это было поддельным. Флай знал, почему у него загорались глаза каждый раз, когда он прикасался к принцессе, и никакими намеками на возвышенные чувства, как считала принцесса, это не являлось.

На помост привели изрядно потрёпанного высокого фирса. Рубашка его была измазана в грязи, на холщовых мешковатых штанах цвета мышиной шерсти кое-где повисли соломины. Его русые волосы торчали в разные стороны, видно было, что тюремщики грубо остригли его ножом. На левой скуле был пожелтевший след от синяка. Он стоял на помосте то и дело