Торговый центр - Эрик Богосян

Он прошел вниз по насыпи, пробрался сквозь металлическое море сияющих «Тойот Камри», «Шевроле Малибу» и «Фордов Бронко». Пересек черную равнину асфальта: под переработанной резиной его подошв хрустели осколки стекла и гравий. Мошки беспорядочно кружили над ним в лучах искусственного света. Жара прилипла к безветренной плоскости, не в силах подняться в темнеющую высь. Нескончаемый гул машин вился за плечом Джеффа – насекомые побольше возвращались в свои ульи. Медленно опускалась тьма, но в каком-то смысле все становилось ярче.

Джефф не пошел в те двери, где палатки стерегли вход в торговый центр. Там должны быть его кореша – сдирают с соломинок бумажные чехольчики, опрокидывают вощеные стаканчики, с хрустом грызут лед своими вялыми челюстями. Болтают хрен знает о чем, флиртуют, издеваются друг над другом, ведут себя вызывающе – всячески нарываются, чтобы охрана погнала их прочь. Торговому центру не нужна праздность, и они там не нужны.

Адель должна быть с ними. Говорит мало, можно подумать, что обижена. Светло-рыжие волосы лезут в глаза; безвольные руки, ноги раздвинуты. Джефф считал, что ее апатия вообще-то очень действенна, это с ее стороны даже мудро. «Она полна жизни, но экономит энергию, пока не наступит нужный момент, пока не появится нужный человек». Парень постарше, из другого города, водил Адель в такие места, куда ни Джеффу, ни его друзьям не попасть. Когда этот парень постарше решил, что она слишком молода и с ней скучно, он ее бросил. Джефф интуитивно понял, что Адель, вернувшись в старую компанию, решила, что это ей утешительный приз за неудачи в любви.

Джефф хотел сидеть рядом с Адель и вдыхать аромат ее бледной веснушчатой кожи. Вот бы разделить с ней ее депрессию. Адель нельзя было назвать поверхностной, как всех прочих, – она притягивала, она чувствовала, как душно и беспросветно наваливается мир. Но стоило подойти к ней, сесть около, просто побыть рядом – и ты автоматически становился очередным шутом, вот и все. Он подумал: «Беккет сказал появиться в девять, ну вот уже девять, можно расслабиться».

Он прошел вдоль серых оштукатуренных стен – эпидермы торгового центра. Дорожка огибала аккуратные сосенки и вереск, высаженный здесь в тщетной попытке смягчить грубость этих глухих стен.

«Вот дорожка, – думал Джефф, – тропинка, по которой никто, кроме меня, не ходит. Эту тропинку так и сделали, чтоб она была похожа на тропинку, а торговый центр выглядел таким специальным местом, которое посещают преуспевающие люди. На самом деле все просто запирают машины и идут по диагонали через стоянку к главному входу. Никто не разгуливает по этой бездушной зелени, здесь никого нет, только я. Однажды кто-то сделал макет этого торгового центра, чтобы произвести впечатление на застройщиков и спонсоров. На этом макете были и те кусочки растительности, мимо которых я сейчас иду. На этом макете была маленькая модель человека. Я и есть эта модель человека».

В синтетических сумерках среди ошметков кедровой коры, между кустиками блестели всякие штуки. Сплющенный пакет из-под картофельных чипсов. Вялый изогнутый кусок пластика – изоляционный материал, оставшийся после строительства. Нелепая бурая жестянка из-под крысиной отравы. В благоухающей зелени подстриженного японского тиса на обрубке трубы приютилась небольшая металлическая коробочка. На боку коробочки мигал красный огонек.

«Большой Брат смотрит», – так говорил дед Джеффа. Когда дедуля был ребенком, до 1984 года было еще жить и жить. Теперь это древняя история. «Ну вот и дожили, – подумал Джефф, – только мы не знаем, что дожили. Я-то знаю, что мы уже здесь. И что в этом хорошего? Знать, что я – всего лишь порядковый номер? Чтобы заставить меня действовать так, как принято, не обязательно меня мучить. Никаких клеток с крысами на голове. У меня нет выбора – только вести себя как надо».

Джефф представил себе, как оруэлловские крысы обгладывают его лицо. Если я умру за правое дело, есть ли шансы, что кому-нибудь еще хватит мужества шагнуть вперед? С тем же успехом можно и вообще не бороться. Но именно этого они от нас и хотят – чтобы мы сдались. Они хотят, чтобы мы думали о крысах и о тщетности.

Я мог бы пнуть эту коробочку и сломать ее. Службе безопасности понадобится минута, не меньше, чтобы меня найти.

Краем глаза Джефф видел, что он находится как раз на полпути между ресторанной зоной и входом в «Сирз». Никто его не видит. Никто и не смотрит в его сторону.

Джефф дернул пуговицы на ширинке, извлек член. Еще взгляд – направо, налево. Теплая струя потекла из него, прямо вниз, на приборчик. Джефф побрызгал вокруг, а потом обрушил на аппарат всю мощь своего мочевого пузыря, осквернив каждую щелочку. Маленькая струйка для одного человека, большая струя для всего человечества. Ага. Я прям революционер. Джефф стряхнул член и засунул его в штаны. Мне не по хую, это уже что-то. Несколько быстрых шагов – и он уже в торговом центре.

Она на меня посмотрела. Ну вот же. Вот. Она опять на меня взглянула. Дэнни уставился в накрашенные глаза девушки. Она отвернулась, как стеснительный трехлетний малыш, – сделала вид, что разглядывает витрину «Радио-Шэк». Дэнни подождал, но она не поворачивалась. Да ладно тебе. Посмотри на меня. Ты же хочешь, сама знаешь.

Если бы я к ней подошел и что-нибудь сказал, она поняла бы, что я хочу ее снять. Вон гостиница напротив торгового центра, мы будем там через три минуты трахаться до усрачки. Но она, скорее всего, не из таких. Нет, вроде губы не облизывает. И смотрела на меня всего секунду. Может, тут где-то бродит ее парень. Или она строит из себя недотрогу. Может, надо быть понастойчивее. Это я запросто.

Дэнни ни разу в жизни не снимал незнакомых женщин. Он старел, так что, если в ближайшее время не снять кого-нибудь, попробовать и не придется. После тридцати семи впереди мало что остается – только пенсия и смерть. Дэнни огляделся. Она что, думает, я очередное чмо из торгового центра, пытаюсь тут время убить? Нет, она не может так думать. Ты только взгляни на меня.

Она знает, что я несказанно, в сотни раз лучше всех этих. Она знает, что я здесь лишь потому, что у меня тут дела. Посмотри, как я одет. Да тут ни одного мужика в костюме больше нет, я один такой. Я мог бы съездить в город купить мамочке что-нибудь от «Гермес» или даже от «Валентино». Я могу себе это позволить. Могу, не сомневайся. Но мамочка любит всякое такое вот. Мне приходится отовариваться в торговом центре, как всем остальным кретинам. Стоять в очереди – это с моей-то кредиткой! – и иметь дело с грубыми продавцами, чтобы урвать какую-нибудь синтетическую тряпку или позолоченный хлам. Я не хочу здесь находиться.

Дэнни решил еще раз украдкой взглянуть на женщину, но та уже ушла. Дэнни поддернул манжеты и дотронулся до своего «Роллекса». Ну и что, мне все равно. Пустая трата времени.

Мир Дэнни был миром идеальных вещей, отлаженных механизмов и служб: рубашки из египетского хлопка, сделанные на заказ ботинки из лошадиной кожи, подобострастные ассистенты, маникюр и подтянутый живот. Он тщательно выбирал туалетную воду. Рисунок его галстука всегда был остромодным. Чтобы расслабиться, он медитировал на свой пенсионный счет. Он был во всех смыслах в прекрасной форме – физически и экономически. Конечно, на жизненной лестнице над ним еще возвышалось несколько ступеней, но не так уж и много. Совсем даже немного. Дэнни был игроком, уникальной личностью. Именно такими хотели бы быть все эти козлы.