Смерть от тысячи ран - D.O.A.

— Кстати, место встречи выбрал не я, а твои друзья.

Адриан едва заметно покачал головой. Если бы Хавьер не поддался уговорам двадцатилетней представительницы усыхающей ветви английского рода, желающей соединить приятное с полезным в «Relais & Chateaux»,[16]они не заехали бы в эту дыру. Британка, puta,[17]обосновавшаяся в Мадриде в поисках солнца и богатого мужа, пару дней назад заарканила Хавьера на какой-то вечеринке. Y este idiota[18]захотел произвести на нее впечатление, доставить ей удовольствие. О да, задница у нее изумительная, и, вероятно, она элегантно трахается, эта чванливая pequena perra[19]— кому что нравится, но, putamadre,[20]бизнес есть бизнес.

— Надеюсь, твои дружки умеют держать язык за зубами?

Нынче утром кое-что позабавило Адриана: эта шлюха явилась к завтраку странной походкой, с низко опущенной головой, в черных очках, в косынке, обмотанной вокруг шеи, и села как можно дальше от Хавьера. По всему видать, ее первая ночь с прекрасным идальго оказалась нелегкой. Адвокат мог бы предупредить ее перед отъездом, но она с первых минут знакомства и в дороге вела себя с ним так надменно, что… Он улыбнулся…

— Эй! — Хавьер схватил его за руку и встряхнул. — Ты что ухмыляешься? Смешно, что я спрашиваю, не болтливы ли твои дружки? Животики надорвешь!

— Это солидные люди. И их famiglia,[21]— Адриан умышленно использовал итальянское слово; он вперился суровым взглядом в глаза колумбийца, — очень серьезная. Хорошие люди. Уважаемые. — Адриан сдержал вздох. Жаль, что отец Хавьера так рассчитывает на сынка. — И твой отец им доверяет.

При упоминании об отце Хавьер отвернулся, как обиженный ребенок, и скрестил руки на груди. Все, чем он владел, чем занимался, все, за что его уважали люди, которых он знал, — все это он имел лишь благодаря дону Альваро. И Хавьер не любил, когда ему слишком часто об этом напоминают.

Родриго притормозил, а потом и вовсе остановился. Он заглушил двигатель, не погасив фары. В бледно-голубом свечении перед ними плотно стояли голые деревья. Трое мужчин прибыли к месту назначения, в монаший лес, расположенный в конце одноименной дороги, неподалеку от деревушки под названием Пиак, в захолустье департамента Тарн-э-Гаронн на юго-западе Франции.

— Ну и где же твои уважаемые дружки? Мы приехали вовремя, а их нет. — Хавьер говорил, почти не разжимая губ и по-прежнему скрестив руки на груди. — Что будем делать ahora?[22]

— Теперь? — Адриан Руано откинулся на кожаные подушки заднего сиденья. Он посмотрел в окно, но из-за включенной в салоне лампочки и тьмы снаружи не увидел в стекле ничего, кроме отражения своего сероватого, точно у покойника, лица. — Теперь мы подождем.

— Еще одна! — Двое мужчин напряженно следили за несущейся по пересекающему национальную трассу шоссе полицейской машиной с зажженной мигалкой на крыше.

— Как ты думаешь, что происходит? — Жан Франсуа Нери в зеркале заднего вида проводил взглядом движение голубоватых проблесков. Вскоре они исчезли в темноте. — Кого-то ищут? За десять километров уже вторая. А только что на выезде с автотрассы заграждение…

— Non te apprenneti.[23]

Нери нетерпеливо хмыкнул:

— Ясное дело, я беспокоюсь!

Симоне Каннаваро изобразил улыбку, оставшуюся незамеченной его товарищем. Он ответил на неаполитанском диалекте. Из лени или чтобы поиздеваться, потому что Нери не владел своим родным языком, во всяком случае не особенно. Малыш Джанфранко родился во Франции, никогда не жил в Кампанье, интересовался итальянским лишь в практических целях и гораздо лучше изъяснялся по-английски и по-немецки, что сильно бесило Симоне Каннаваро. Неплохо бы помнить, кто ты и откуда родом.

— Ничего не происходит. — В словах Каннаваро слышался едва заметный акцент.

Он тоже говорил на нескольких языках, и даже бегло. Предмет его гордости. Единственное, что его интересовало в школе. Языки и умение делать дела. В этом плане они с Жаном Франсуа похожи. И к тому же сообщники. Симоне связан с ним гораздо более тесно, чем с другими Нери, там, на родине. Единственная разница — это кровь, ’o sango, что на самом деле не играет никакой роли.

— Не нравится мне это. Да еще из-за этой чертовой раздолбанной дороги мы опаздываем. Плохо дело. Брюхом чую. — Нери театральным жестом ткнул себя в живот.

В электрическом полумраке кабины «ауди» Каннаваро краем глаза увидел его движение. Жан Франсуа был сильно возбужден: он весь как-то скукожился и представлял собой сплошной комок нервов. На протяжении всех шестисот километров пути ему не пришло в голову отодвинуть сиденье машины, чтобы поудобнее пристроить свой узловатый длинный скелет.

Симоне Каннаваро догадывался, что его товарищ изо всех сил напрягает свои голубые глаза, пытаясь разглядеть во тьме следующий отрезок дороги, и изнемогает от нетерпения поскорее прибыть на место, покончить с этим делом. И боится.

— Gesu![24]Да ты суеверней старой шлюхи! Успокойся.

— Почему мы должны разговаривать с каким-то другим ублюдком, с этим Figo Loco, Придурочным Красавчиком.

Каннаваро усмехнулся:

— Hijo Loco. Придурочным Сынком.

— Тоже неплохая кликуха для кретина.

— Будь я на твоем месте, я бы фильтровал базар, папочка почему-то попросил именно сынка представлять его интересы, а мне этот папочка очень нравится.

Кивок. Нери ткнул пальцем в направлении только что появившегося в луче фар указателя «Лафрансез»:

— Подъезжаем.

— Откуда ты знаешь эту дыру?

— Не тебя ли интересовало спокойное местечко для ночной встречи недалеко от Кагора?

— Каприз Loco. — Симоне Каннаваро вздохнул. — Если бы все зависело от меня, мы бы встретились на побережье. Когда не сезон, там пустынно и пляж просматривается на много километров во все стороны.

— Нам и здесь не помешают. Зимой тут одни вороны. — Нери глянул в окно. Мимо на большой скорости проносилась серая обочина. Симоне Каннаваро последовал его примеру и замолк. — Год назад мы с Элен думали купить здесь ферму. Ей хотелось летний домик подальше от Марселя. Мы долго выбирали, но в конце концов остановились на Авейроне. Здесь полно черных и арабов.