Тайны и герои 1812 года - Арсений Александрович Замостьянов

только четверо: Михаил Кутузов, Михаил Барклай-де-Толли, Иван Паскевич и Иван Дибич. Все они имели отношение к Отечественной войне 1812 года. Три выдающихся полководца получили три высшие степени ордена, но миновали четвертую. Это Александр Суворов, Григорий Потёмкин и Леонтий Беннигсен. Эмалевый крестик ценился дорого! После победы над турками при Рымнике, осенью 1789 года, узнав о долгожданной награде, Суворов писал дочери Наташе: «Слышала ли сестрица, душа моя? Ещё от моей щедрой матушки: Рескрипт на полулисте, как Александру Македонскому… Да выше всего, голубушка, первый класс Святого Георгия. Чуть, право, от радости не умер!». Ни одна другая награда таких эмоций не вызывала.

Из флотоводцев первую степень георгиевской награды получил лишь один адмирал Василий Чичагов — за разгром шведского флота в Ревельском и Выборгском морских сражениях в 1790 году. Безусловно, штурм Корфу, да и весь Средиземноморский поход адмирала Фёдора Ушакова в 1799 году заслуживал высшей воинской награды. Но правивший тогда император Павел I не любил георгиевскую награду и никого не награждал этим «екатерининским» орденом. Ушаков никогда не снимал Георгия 2-й степени, полученного после победы над турецким флотом в Керченском проливе по представлению Потёмкина и по указу матушки Екатерины. А орден Св. Георгия после пятилетней павловской опалы был возрожден Александром I и стал главной наградой Отечественной войны 1812 года.

В последний раз Георгий 1-й степени был вручён в 1877 году — великому князю Николаю Николаевичу Старшему, который, как значилось в указе, «овладел твердынями Плевны» и пленил армию Османа-Паши. После этого орден существовал еще 40 лет, но ни в русско-японскую, ни в Первую Мировую войну, ни, тем более, в Гражданскую никто столь высокую награду не заслужил. Да и награждения 2-й степенью были редки, всего лишь шесть за всю Великую войну. Последним кавалером Георгия 2-го класса стал французский маршал Фердинанд Фош.

Орден не скомпрометирован ни одним незаслуженным или случайным награждением. Не было убедительных побед — и не было эмалевых крестов. Георгий так и остался в истории достойной наградой для настоящих победоносцев, для тех, чья служба и храбрость не знают осечек и преград.

Память о 1812-м

Заметки к 210-летию отечественной войны

Нашествие

Это было ровно двести десять лет тому назад. Значит, с тех пор прошло три жизни продолжительностью в 70 лет. Рукой подать! Если вдуматься, как близки к нам исторические события, которые мы привычно считаем чем-то глубинно далёким.

22 июня император Наполеон нашёл слова для политического обоснования нового похода за славой, хлебом, золотом и мировым господством. О, это было воинственное воззвание: «Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейн и тем не покинут своих союзников на ее произвол.

Россия увлечена роком. Судьба ее должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы.

Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесет с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы».

Бывший генерал Бонапарт умел разговаривать с армией, знал толк в пропаганде. Умел вдохновлять на подвиги воинство, воодушевлённое революционными идеями свободы и жаждой наживы. Как и принято в подобных случаях, он нашёл благообразный политический повод для вторжения. Нарушение тильзитских соглашений, нарушение (неизбежное для России!) континентальной блокады, вечный польский вопрос… Конечно, это недостаточные причины для фантастической по тем временам переброски огромной армии на тысячи километров на Восток. Неслучайно наименование войны, предложенное Наполеоном — Вторая польская — не приживётся. Для французов война станет «русским походом», для нас — Отечественной.

Отбросив лукавую риторику, мы увидим, что Наполеон не мог смириться с существованием в Европе неподконтрольной ему сильной армии. Великий завоеватель понимал, что, пока Россия остаётся воинской державой, о французской гегемонии говорить не придётся. Вряд ли Бонапарт когда-нибудь верил в прочность тильзитских соглашений. Он намеревался сделать с русской армией то, что он триумфально проделал с австрийской и прусской. Перед ним лежала огромная крестьянская империя — не столь густонаселённая, как знакомые ему страны Европы. Здесь царил патриархальный уклад, даже внешне русские бородачи не были похожи на французских или итальянских пейзан. Целых сто лет, начиная с Петра Великого, Россия не знала серьёзных поражений. Первое ощутимое поражение нанёс русским он, Наполеон, при Аустерлице. Значит, нужно подчинить эту страну!

К тому же, Россия и Франция давно — как минимум, с елизаветинских времен — не могла «поделить» Польшу, Речь Посполитую. На неё оказывали влияние и Париж, и Санкт-Петербург. Недаром Екатерина Великая первоначально с удовлетворением восприняла новости о Великой Французской революции. Ей казалось, что смута на несколько десятилетий выбьет Францию из числа великих держав — и Париж более не сможет воздействовать на западных соседей Российской империи. Великая императрица ошиблась, не учла мобилизующей силы революций. Свержение монархии встряхнуло Францию, выдвинуло на первые роли в армии и в государстве по-настоящему талантливых и амбициозных людей, которые легко расставались со стереотипами. Франция стала сильнее. Здесь можно провести аналогию (конечно, частичную) с петровскими реформами. В итоге революционных изменений Россия и Франция превратили свои армии в лучшие в мире, их столкновение было неминуемо. Обе страны верили в свое великое предназначение, обе стремились к экспансии. Французы, выдвинувшие на первые роли генерала Бонапарта, ставшего революционным императором, были мощным соперником. Во многом в 1812 году они превосходили Россию — по опыту побед, по промышленному потенциалу. Да и по мобилизационному. Всё это давало Наполеону надежду на раскол в российской элите — вплоть до свержения Александра I. Французский военный гений был готов выдавить русских в Азию.

И вот в начале лета 1812 года Великая армия перешла через Неман. Триумфальным маршем топтала русскую землю.

Победно шли его полки,

Знамена весело шумели,

На солнце искрились штыки, Мосты под пушками гремели… — напишет Тютчев.

Они шли за наживой, за трофеями, верили в свою удачу, в не раз подкреплённую победами удачу императора.

Инициативный, могущественный агрессор, готовый к тяготам походов, всегда обретает тёмную, но почти необоримую