Одержим тобой - Тата Чепурнова

— Копыта у тебя, баран.

Окончание слов смазалось, утонув в болезненном вскрике. Я крепче стиснул пальцы, ощутив в них натяжение волос.

— Тебе язык укоротить? — рыкнув в ответ на её тихие постанывания, я не сбавил обороты. Тянул за фиолетовые пряди и скованные страхом жилы девчонки, чётко понимая, что успел напугать её. В округлившихся глазах отразилась паника, сыгравшая для меня роль катализатора. Захотелось запугать до икоты и до чёткой выработки инстинкта сохранения. — Или рассказать как должна пользоваться ртом девушка, чтобы приятно было обоим?

— Только тронь меня, — храбрилась она, но сопротивление не оказывала.

И даже когда я запустил свободную ладонь под слишком тесно облепившую молодое тело майку, девчонка не вздрогнула.

— Я уже трогаю…

— Руки убрал.

Девчонка зло зашипела, но к явному сопротивлению не перешла. Лишь скользнула изумлённым взглядом по моему лицу, а заметив штангу в брови, округлила глаза.

Вероятнее всего, проколотая бровь никак не вписывалась в образ ботана, которым она с унизительным посылом меня окрестила.

Что ж, я бы показал ей и другой свой пирсинг, если бы неформалка была в моем вкусе. И применил бы все умение пользоваться маленьким аксессуаром для достижения более яркого удовольствия. Но симпатии не возникло не до, не после тактильного контакта.

— Куда? Вот так… повыше? — под глумливый смешок, я проигнорировал девичье смущение и повел ладонь вверх, к самой груди, замершей от моей наглости девчонки. Весь гонор разом вылетел из её грудной клетки вместе с остатками воздуха. А может, и стоном, я просто не расслышал, потому и стиснул руку сильней. — Потеснее, погрубее, пожестче. Намекни.

Я отчаянно вжимался пальцами в плотный поролон бюстгальтера в поисках той самой груди, которая абсолютно не прощупывалась.

Молчали несколько минут. Я бросил попытки найти у крашенной хотя бы намек на буфера, не убирая при этом руки из-под майки.

— Хамло, — она стрельнула сердито взглядом, тихо буркнула, попытавшись отступить на шаг назад.

— Фрик, — не остался я в долгу.

— Мудак.

— Тшшш, — скомандовал и прислонил палец к сквернословящему рту. — Придётся преподать урок этикета.

Губешки задрожали, нос вновь засопел от возмущения, а в глазах мелькнула яркая вспышка страха.

Либо сейчас, либо никогда. Таких шустрых нужно воспитывать сразу, чтобы было неповадно хамить в следующий раз.

Двумя пальцами приподнял её подбородок, так чтобы удобство поспособствовало получить удовольствие от поцелуя. Бледные губы продолжали подрагивать и я поспешил лизнуть сначала нижнюю, потом верхнюю, а в довершение ощутимо прикусить их обе.

Эффект оказался впечатляющим. Взглянув на меня испуганно распахнутыми глазами, она на мгновение замерла, но не отступила. Вытянулась в струнку ещё сильнее, потянулась жадными губами, что не распробовали вкуса поцелуя.

— Хорошего понемногу, — опередил и ладонью прикрыл её рот, чувствуя влагу, но не горя особым желанием повторить содеянное. — Второй урок только в приватной обстановке. Зрители нам не нужны. Поедешь со мной.

Крашенная интенсивно замотала головой, вдруг очнувшись от эйфории, подаренной ей мимолетной лаской. Слишком поздно заработало фиолетовое вещество её головы, чтобы понять, что я не шутил.

— Я не спрашиваю, я утверждаю.

Инстинкт самосохранения сотворил то ли чудо для неё, то ли призыв остановиться для меня.

Щека горела от дерзкой пощёчины, уязвленное самолюбие требовало мести. Но для меня бить женщину — это последнее дело. Запущенный механизм перевоспитания было не остановить.

Крепко, до жалобного вскрика сжал тонкое запястье, ощутив под пальцами многочисленные браслеты. Не удержавшись, взглянул на эмо-коллекцию. Среди десятка всякой безвкусицы отыскал обычный браслетик.

— Ляля, — вслух зачитал розовую надпись, усмехнувшись наивному прозвищу. — Очень приятно. Арчи.

— А мне нет, — ошалевшая Лялька доигрывала как могла, хотя сама беспрерывно облизывала пересохшие губы, неосознанно намекая на поцелуи.

Представив, сколько глупышке лет, тут же перехотелось везти этот наивняк в клуб.

А с другой стороны, я делал ей одолжение, безвозмездно учил держать язык за зубами. И пусть немного жестоким способом, но с некоторыми людьми по-другому никак.

Дотащив притихшую Лялю до мотоцикла, который я по привычке оставил у чёрного входа в клинику, ещё раз оценил степень её волнения.

В глазах, что из-за присутствия в них цветных линз не определить природного оттенка радужки, плескался кураж, примешанный к былой боязни.

И хотелось, и кололось.

Каждое импульсивное движение выдавало взвинченность, с которой Ляля безуспешно боролась, чтобы не прыгнуть в объятия плохиша.

Девчонка явно была не против нарваться на приключения. Я был очень даже ЗА, поиграть с наивной игрушкой. Не отпугивал и тот очевидный факт, что крашенная кукла никем до меня нетронутая.

Неопытность так и пёрла из неё, за дерзостью и хамством скрывалась ранимость или банальная боль. А моя совесть всё крепче засыпала, предвкушая сытый вечер.

Мама залилась краской, на бледных впалых из-за болезни щеках проступили багровые пятна. Отведя взгляд, она нервно теребила край собственной тёплой шали.

Сочувствие, тревога, а главное, неуемная волна открытого возмущения поведением Ляли, болезненно царапали сердце.

И пока я закипала на медленном огне злости, мама понемногу отпустила ситуацию и решила успокоить меня. Выбрав самый тихий тембр голоса, тягучий и обволакивающий. Словно я маленький ребёнок, которого стоит утешить разговором.

— Лика, мне не нужно быть при смерти, чтобы понять, насколько ты самоотверженна. А ещё мне не нужна никакая жертвенность, чтобы всегда быть живой в твоём сердце, — похлопав ладонью по пустому месту на своей койке, мама пригласила присесть рядом с собой. Близость и тепло должны разрядить обстановку. — Я горжусь тобой, детка. И тем, какой ты выросла. Взрослая, моя девочка, хрупкие плечи, которой несут такой непосильный груз!

Мама мягко потянула меня в свои объятия. Но боясь не справиться с накатившими эмоциями, что уже успели пройтись по телу дрожью, я позволила себе лишь опустить голову на мамино плечо.

Осторожно, нежно, так, будто она хрупкая куколка и мне необходимо сберечь её любым путем.

Слёзы предательски защипали в уголках глаз, пришлось даже посильнее закусить губу, лишь бы сдержать накатывающую истерику.

Какая с меня поддержка, если я на грани истерического помешательства?!

Ласковые движения маминой ладони переместились со спины на макушку. Погладили волосы, заправили за ухо непослушную прядь и подарили каплю успокоения.