Акведук на миллион - Лев Портной

Вероятно, генерал кивнул, потому что тот же голос продолжил:

— Ничего он услышать не мог, ваше высокопревосходительство! Равно как и мы ничего не слышали!

Нестройный хор моих конвоиров подтвердил, что они ничего не слышали, когда люк был открыт.

— А он и подавно слышать не мог, — подал голос неожиданный заступник. — Потому как кровь к голове притекает, уши закладывает. Вы вот сами попробуйте…

— Цыц мне! — рявкнул генерал. — Я те попробую! Эй ты! Слыхал что или нет?!

— Что слыхал?! — изобразив недоумение, воскликнул я и добавил: — Тут, слава богу, не обмочился от страха!

— Ну, все еще впереди, — «успокоил» меня хозяин дома. — Ладно, идемте. Ничего он не слыхал!

Послышались шаги — хозяин и его зловещий гость удалились с третьего этажа. А я попытался вспомнить лица конвоиров, чтобы сообразить, кто из них выступил моим спасителем.

Мои безрезультатные умственные упражнения прервали самым неожиданным образом. Хлопнула дверь, и кто-то выкрикнул:

— Велено приступать!

— Кузьма! — откликнулся еще кто-то.

Раздался щелчок — Кузьма дернул рычаг. Я приготовился в третий раз нырнуть головою в пол, но кресло претерпело совершенно иные метаморфозы. Сиденье из-под меня выскользнуло, спинка отклонилась, и я повис на подлокотниках. Тверди под ногами не оказалось — пол снова разъехался, а конструкция поползла вниз, пока моя голова не оказалась на уровне пола. Затем движение прекратилось, и створки люка сдвинулись, едва не сдавив меня. Взглянуть на ноги я уже не мог, но дышал спокойно.

Послышались шаги и характерное постукивание. Подручные генерала семенящими шажками расступились. Пара туфель и трость замерли передо мною. Я начал поднимать голову, чтобы взглянуть на хозяина, — без сомнения, амбре от его ног вдыхал я в эту минуту, — но трость подскочила и тюкнула меня в темя.

— Боитесь, — промолвил я.

— Тебе, щенок, пора о заднице побеспокоиться! — прозвучало в ответ.

«Обожди, голубчик, — подумал я, — посмотрим, как ты забеспокоишься, когда придется ответ держать за произвол!» Такая минута наступит, зарвавшийся генерал будет наказан, я не сомневался в этом. Об одном думал с горечью: ведь то я, мне есть к кому обратиться за справедливостью. А окажись на моем месте обычный человек, не имеющий покровителей? А то, что экзекуции здесь проводились регулярно, не вызывало сомнений. «Ну, ничего-ничего, — злорадствовал я. — Хорошо, держиморда, что на меня нарвался! Уж я позабочусь о том, чтобы припомнили тебе всех, кого ты посмел подвергнуть пыткам!»

А вслух сказал:

— Хамить изво…

И осекся: чьи-то жесткие руки, быстро ощупав мои бедра, принялись стягивать с меня штаны! Забыв о трости, я дернул головою и получил в темечко.

— Что вы делаете, негодяи?! — заорал я вне себя от стыда и ужаса.

Кто-то невидимый оголил меня снизу, мои штаны болтались на связанных ногах, а сам я являл неизвестным мучителям срамные части тела. Я оказался не просто беззащитным, а и униженным. В голову лезли самые гадкие мысли о сути предстоящей экзекуции. Я решил застрелиться, как только получу такую возможность.

— Ну-с, сударь мой, Андрей Васильевич, — с наслаждением промолвил генерал, — для начала попробуем вас на крепость.

Он ударил тростью в пол. Я взревел от жгучей боли — внизу полоснули кнутом по ягодицам. На глаза навернулись слезы. Но и некоторое облегчение я почувствовал: выпороть, значит, меня решили! Больно, конечно, но не повод стреляться.

Я отдышался, боль притупилась. Генерал назидательным тоном промолвил:

— Сударь мой, Андрей Васильевич, я накажу тебя несильно… но так, чтоб запомнил!

Трость врезалась в пол, кнут прошелся по ягодицам. Я вскрикнул, но заставил себя стиснуть зубы, только стон глухой и вырывался наружу.

Трость — в пол! Кнут жахнул по заду! Несильно, называется!

Я стонал, стиснув зубы, но держался, не кричал больше.

Генерал трижды грохнул тростью в пол. Неизвестный палач осыпал меня убийственными ударами. Я терпел и стонал, рискуя стереть зубы до десен. Потом закричал. Но чем пронзительнее орал, тем сильнее старался мучитель. Наконец, я потерял сознание…

Я очнулся от боли. Чьи-то руки — я сразу почувствовал, что не злые, — прикоснулись к моим ягодицам, причинив мне новые страдания. И еще чьи-то нежные пальчики пробежались по моей шее, по щекам, по затылку.

— Тише-тише, миленький, — послышался девичий голос.

Я открыл глаза, обнаружил, что покоюсь щекою на мягких коленях, поднял голову и увидел зеленые глаза, рыжие волосы и солнечные веснушки.

— Где это я? В раю? — прошептал я.

— Вы в моем заведении, — раздался еще один голос.

Женщина говорила по-русски, но с французским акцентом.

— От ангельской обители мы далеки, — продолжила она, — но дарим райские наслаждения. Правда, вам сейчас решительно не до них…

— А вы кто? — спросил я.

— Мадам Шерамбо, — ответила хозяйка, жгучая брюнетка в желтом платье с черной кашемировой шалью.

— А как я сюда попал? — спросил я.

— Квартальный надзиратель доставил вас, — поведала рыжая девица, на податливых коленях которой покоилась моя голова, — и велел позаботиться.

— Что ж, — я воздел очи горе, — Heus-Deus[4], не забудь, зачти ему, когда предстанет пред тобою.

Мадам Шерамбо с осуждением покачала головой и перекрестилась.

— Ох, дамы, дамы, — вымолвил я. — А валяться-то мне некогда. Нужно срочно идти. Дела!

— Как же вы пойдете?! — удивилась мадам Шерамбо. — Вам бы отлежаться. А еще лекаря нужно дождаться. Мы послали за господином Хренькиным. Да и кто ж в такую пору по гостям-то пойдет?

Судя по акценту, она и впрямь была француженкой.

— А который теперь час? — спросил я.

Девица глянула в окно и заявила:

— Ночь.

Очевидно, она имела самые общие представления о времени, но, судя по уверенному голосу, знала, что ночь еще не скоро закончится. Я обнял ее ноги и сильнее прижался к коленям. Мадам Шерамбо, заметив мои поползновения, решила, что покой мне куда нужнее, нежели чрезмерная ласка.

— Оставайтесь до утра. Доктор Хренькин обработает ваши раны, и, будем надеяться, более вас не побеспокоят. Вы отдыхайте, а если что-то понадобится, Алета, — хозяйка сделала ударение на имени, — будет за стенкой, стучите.

Она прикоснулась к плечу девушки. Та поднялась с постели, переложила мою голову на подушку и вышла из комнаты.